Letter 2228

Date	25 February/9 March 1883
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Paris
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 576 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 291 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 70–71 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 285–286 (English translation; abridged)
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

Париж 25 февр[аля] Анатоша! Хоть ты очень кратко пишешь о дочке, — но всё-таки приятно знать, что она существует на свете, здорова и по вечерам купается. Как странно это звучит: Толина дочка. Ты не можешь себе представить, как мне хочется её видеть. Во обще много и часто мечтаю о возвращении в Россию. Дай Бог, чтоб к апрелю это оказалось возможным. У нас ничего особенного не происходит. Опера подвигается, но так тихо, что я теряю надежду когда-нибудь её кончить. Каждый день один из нас ездит к Тане в Passy. Она с тех пор, как Лиз[авета] Мих[айловна] приехала, устроилась так, что нам гораздо покойнее, ибо они очень сдружились и им вместе не скучно. Но зато здоровье её не ахти как хорошо; вообще это будет длинная история, и не скоро она вполне оправится. Как меня огорчают неприятности и истории, происхождения в консерватории. Как жаль, что Алексеев, вероятно, считает несоответственным своему достоинству или неподходящим в отношении карьеры место директора. Какая глупость вообразить, что директором консерватории должен быть Музыкант. Я очень стою за то, чтобы взяли просто умного и деятельного человека с весом и положением. Алексеев был бы идеальным директором. Но увы, он метит гораздо выше. Модя оказался таким отчаянным театралом, что даже я не был таким в его лета. Я же, напротив, очень охладел к театру и все вечера провожу дома один. До сих пор ещё не видел новую оперу S[ain]t[-]Saëns'а, которую дали на этой неделе после многих месяцев ожидания. Весь Париж говорит теперь об этом представлении. Успех был большой, с издателя S[ain]t[-]Saëns получил 60 тысяч франков. Да, счастье родиться французом. Я чувствую, знаю, что мой «Мазепа» гораздо лучше Сен-Санса, а между тем дальше паскудной Мариинской сцены моя опера нигде не пойдёт и получу я за неё гроши медные. Какие уморительные эти французы. Пока Вагнер жил, они его знать не хотели, теперь весь Париж помешан на Вагнере. Все концерты полны его сочинениями, и фурор неописанный. Нужно умереть, чтобы заслужить внимание Парижа. А всё-таки что за чудный город, и как он велик! Ежедневно открываю новые великолепные улицы, вообще гулять здесь раздолье. Модя зовёт: пора ехать к Тане, сегодня мы едем оба в виде исключения. Ужасно надоела парижская кухня: так бы хотелось щей, борща, пирогов русских! Жду с нетерпением писем от Алёши; я имею известия от П[етра] И[вановича], что он хорошо поправляется. Дай Бог, чтобы отпуск устроился. Целую, обнимаю всех трёх. Крепко поцелуй Паню. Твой