Letter 3210

Date	26 March/7 April 1887
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2082)
Publication	Пролетарская правда (9 September 1938) (Ukrainian translation ; abridged) Советское искусство (10 September 1938) (abridged) П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 316–317 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 74–76

Text

Russian text (original)

26 марта 1887 Сегодня я немножко пожалуюсь на свою судьбу, добрейшая Юлия Петровна! Очень недоволен я здоровьем своим. Уже давно, страдаю я катаральным состоянием желудка! Теперь это недомогание становится несносным. Трудно сказать: нервное ли расстройство отзывается на плохой деятельности желудка или, наоборот, желудок расстраивает нервы. Как бы то ни было, но мне теперь, особенно когда работаю, постоянно чувствуется скверно. Аппетит плохой, во всём теле какая-то слабость и дряблость, постоянная головная боль. Следовало бы бросить всякую работу и месяца три кататься—да нельзя. Ведь я только до половины 2-го действия дошёл в инструментовке. Ещё больше половины всей партитуры осталось несделанной: это месяца на 2½ работы. Бывают минуты, когда очень бы хотелось все бросить и у драть. Уж очень я заработался и утомился за все последние годы. Однако ж, кончится, конечно, тем, что если останусь жив, то не позже как в начале июня кончу совсем «Чародейку». Потом мне необходимо пить воды, и я ещё не могу решить, где лучше: в Эссентуках или в Виши? Теперь я целые дни не вставая сижу за работой и тороплюсь кончить 2-е действие. После того поеду прямо в Тифлис и никуда заезжать не буду, ибо нужно поскорее приехать в такое место, где можно продолжать работу. Следовательно, и в Севастополь я могу попасть не теперь, а позднее, вероятно в конце лета. Очень одобряю Вашу мысль поехать освежиться и отдохнуть. Сделайте это теперь, весной. Говорят, что весна на Южном берегу особенно очаровательна. Вы спрашиваете, какова мне показалась «Власть тьмы». Об этом можно было бы говорить очень много; но простите меня, я принуждён быть краток, ибо иначе как раз разболится до бешенства голова. Не скоро ещё наступит время, когда я буду в состоянии письменно беседовать с Вами. Я считаю Льва Толстого самым глубоким и сильным гением из всех когда-либо действовавших в области литературы. Обыкновенно, когда хотят показать меру гения в художнике, его с кем-нибудь сравнивают. Напр[имер], другой бы поклонник Толстого сказал, что «он равен Шекспиру» или, что он «выше Пушкина». Но для меня Толстой вне всякого сравнения и так же одинок в своём недосягаемом величии, как какой-нибудь Эверест или Давалагирий среди других вершин. Не берусь, да и не могу пускаться в объяснения, почему он мне кажется так высок и глубок; я скорее чувствую, чем сознаю эту удивительную силу. Но главная черта, или лучше, главная нотка, всегда звучащая в каждой странице Толстого, как бы ни было, по-видимому, незначительно её содержание, — это любовь, сострадание к человеку вообще, (не только к униженному и оскорблённому), какая-то жалость к его ничтожеству, к его бессилию, к скоротечности его жизни, к тщете его стремлений. Читаешь, положим, главу, где молодые люди в карты играют, — ну что, кажется, вседневное, пошлее этого? А между тем плачешь??? И именно потому, что многое читается между строк, и это многое удивительно, непостижимо действует на сердце и душу. Но я, кажется, начинаю наживать себе головную боль. Итак, Толстой для меня самый дорогой, самый глубокий и великий художник. Но это относится к Толстому прежнему. Он ничего не имеет общего с теперешним назойливым моралистом и теоретиком. Во всем. что он пишет теперь, я могу находить мастерство, — но не нахожу того источника глубоких наслаждений и восторгов, того таинственного, неотразимого обаяния, какое имели прежние его произведения. Что касается «Власти тьмы», то, не касаясь тенденции, которую можно хвалить или порицать, — я вижу в ней только одно большое качество: мастерской язык. Все остальное, если вдуматься, необычайно фальшиво и странно. а местами возмутительно. Достаточно сказать, что такие закоренелые злодейки, как Матрена, суть принадлежность бульварной мелодрамы, а не серьёзной пиэсы. И эту омерзительную столь же, сколь и ложную, фигуру мог создать Толстой!!! Непостижимо!!! А отвратительная придурко-ватая и глухая девка, делающаяся предметом страсти героя, а этот герой, преисполненный невероятных противоречий и непонятных контрастов? Есть, конечно, сцены, производящие трогательное впечатление. Сюда относится вариант, где старик с девочкой беседуют. В общем «Власть тьмы» есть, по-моему, произведение великого мастера, но не великого художника. В художнике безусловная правда, не в банальном, протокольном смысле, а в высшем, открывающем нам какие-то неведомые горизонты, какие-то недосягаемые сферы, куда только музыка способна проникать, а между писателями никто не заходил так далеко как Толстой прежнего времени. Итак, вот Вам несколько несвязных мыслей по вопросу, предложенному Вами. Простите, что не умею излагать складно и ясно. У нас весна в полном разгаре. Кое-какие птички прилетели. Лёд местами прошёл. Солнце ярко сияет, и закаты удивительные! Но все это мало на меня действует, ибо мой желудок ра-ботает плохо и скверно влияет на все остальное. Будьте здоровы, многоуважаемая Юлия Петровна! До конца святой я, во всяком случае, останусь здесь. Ваш, П. Чайковский