Letter 4072

Date	19/31 March 1890
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1936)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 360–361 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 450–451 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 103–104 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 451–452 (English translation)

Text

Russian text (original)

31/19 марта [18]90 Ровно 2 месяца тому назад я начал сочинять оперу! Сегодня почти кончил клавираусцуг 2-го действия. Остаётся ещё одно! Это для меня самая ужасная и расстраивающая нервы работа. Писал я оперу с самозабвением и наслаждением; инструментовать буду, наверное, с удовольствием. Но делать переложение! Это для меня что-то ужасное! Ведь все время приходится уродовать то, что задумано для оркестра. Я думаю, что моя болезнь есть следствие нервного расстройства от этой поганой работы. Целые 2 недели я был нездоров, ничего не ел, ощущал не вероятную слабость, по словам Назара, очень изменился лицом и был в ужасном состоянии духа. Оттого ли, что погода стала, наконец, совсем превосходная или что самое тру дно е и скучное уже сделано, только со вчерашнего утра я снова здоров. Твоя телеграмма 2 пришла как раз, когда я вдруг выздоровел. Ещё с неделю поскучаю над третьим действием, а потом мне хочется уехать куда-нибудь недели на, чтобы попытаться инструментовать если не все 1-0е действие, то хоть 1-ую картину. Ужасно не хочется возвращаться в Россию, не привезя с собой хоть немножко партитуры. Только когда часть её будет существовать, — я буду верить, что опера эта существует. Модя, или я ужасно, непростительно ошибаюсь — или «Пиковая дама» в самом деле будет мой chef d'oeuvre. Я испытываю в иных местах, напр[имер], в 4-ой картине, которую аранжировал сегодня, такой страх, ужас и потрясение, что не может быть, чтобы и слушатели не ощутили хоть часть этого. Здесь Базилевские. Я принял их ужасно холодно и враждебно, ибо моя мизантропия теперь ужасна. Но вчера вечером они пили у меня чай, и я большой любезностью изгладил, кажется, впечатление холодного приёма. Завтра они у меня завтракают. Знай, что 25 апреля моё 50-летие, я буду праздновать непременно в Петербурге. Писать я теперь, кроме тебя, Юргенсона и Анатолия, до конца пребывания здесь никому не буду. Не позже 20, через месяц, буду в Питере. Обнимаю. Твой П. Чайковский Не сердится ли на меня Боб, что так давно не пишет. Обнимаю его и Колю. Спасибо за хлопоты о либретто. Бедный! Скучно было переписывать. Но что это в сравнении с клавираусцугом? Р. S. Милый Модя! Забыл тебе написать, что 2-ой куплет бриндизи превосходен. Я было свой сочинил, — но он в сравнении с твоим никуда не годится. Отчего тебе не нравится рифма: теперь и доверья? Это, в сущности, богатая рифма. Впрочем, не особенно стою за неё. Как ты думаешь, панихидное пение за сценой в 5-ой картине должен петь театральный или певческий хор? Знает ли Ив[ан] Алекс[андрович] Всев[оложский], что нужен для оперы отличный хор певчих? Лучше бы, если бы они пели за сценой в 5-й карт[ине]. Целую.