Letter 437

Date	11/23 January 1876
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Berlin
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1446)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 479–481 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 226–227 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 101–102 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 15–16 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 100–101 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Берлин 23/11 янв[аря] 1876 г[ода] 11 часов вечера Милый Модя! Если б ты знал, до чего я о тебе тоскую! Вчера я весь вечер плакал, и сегодня при воспоминании о тебе у меня все время болит сердце и навёртываются слезы. В этой скорби о человеке, который хоть и очень близок моему сердцу, но оставлен мною не среди дикой страны, а в самом центре цивилизации, есть нечто преувеличенное. Это все ещё остатки нравственного недуга, которым я страдал в Москве и который рассеялся во время нашего путешествия вдвоём. Теперь, очутившись один, я погрузился опять в самые мрачные мысли. Кажется, если б были лишние деньги, бросился бы сейчас же в Париж, чтоб хоть ещё денёк пошляться вместе. Ехал я до Кёльна в великолепном спальном вагоне, превосходящем по удобству и роскоши все, что можно себе представить. В Кёльне пересел в обыкновенный вагон 1-го класса. Приехал сюда в 7¾ часов, а в Hôtel добрался только в 8½. Представь мою злобу! Сегодня идёт «Лоэнгрин» с Маллингер и Ниманом, но как было попасть туда, когда умывшись и одевшись, я бы мог прийти в театр только в 10-ом часу, а опера началась в 6½! С горя я бросился к Бильзе и застал какой-то квартет для 4-х виолончелей, вариации для корнет-а-пистон'а и т. п. пакости. Притом же огромная зала, уставленная столиками, за которыми сидят паршивые берлинцы и курят вонючие сигары, — это мне вовсе не нравится. Вообще, до чего Берлин кажется омерзителен, гадок. подл после Парижа. Я раскаиваюсь, что решился здесь остаться; как ни утомительна дорога, но это всё-таки движение. Сидеть же одному в отеле, где мы ещё так недавно. были вместе, весёлые и полные приятных ожиданий от Швейцарии и Парижа, — это невыносима. Вероятно, спокойно выспавшись, я приду завтра в более сносное расположение духа, но теперь я могу воскликнуть, как Катерина в «Грозе»: «Ах, как мне скучно без тебя!». Завтра утром я буду тебе телеграфировать; вообще, писание этого письма и телеграфное сношение с тобой утешает меня. Разлука с любимым человеком разве только тем хороша, что отлично даёт случай измерить силу любви к нему. После Бильзе я зашёл поесть в какой-то прегрязный кабачок, а теперь возвратился домой (мой номер на той же лестнице, где мы были вместе), спросил чаю и пишу тебе это письмо. Милый Модя! Не скучай. Я советую тебе скорее ехать в Лион. Мне кажется, что только там разъяснятся все сомнения, которые теперь тебя могут тревожить. Я много думал о тебе ночью и сегодня. Я очень рад, что ты религиозен. Теоретически я с тобой ни в чем не согласен, но если б мои теории тебя пошатнули в твоей вере, я бы на тебя разозлился. Я столько же горячо готов с тобой спорить о вопросах веры, сколь горячо желаю, чтоб ты остался при своих религиозных верованиях. Религиозность в том виде, как она проявляется в тебе, свидетельствует о высокой про б е металла, из которого ты отчеканен. Жду от тебя письма в Москве. Старайся поменьше тратить денег; в случае нужды обращайся прямо ко мне. Ты знаешь, что я всегда могу тебя выручить из затруднительного положения. Вообще, имей в виду, что я тебя очень, очень, очень люблю. Крепко обнимаю тебя. Твой П. Чайковский Я потерял в вагоне теплую шапку.