Letter 708

Date	24 December 1877/5 January 1878–25 December 1877/6 January 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1133)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 342–343 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VI (1961), p. 336–337 (abridged)

Text

Russian text (original)

San-Remo 5 янв[аря]/24 дек[абря] 12 часов ночи Хотя я написал тебе сегодня маленькую записочку, но хочется ещё поболтать с тобой, мой милый Толя! Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, но до сих пор я ещё не могу войти во вкус Сан-Ремо. Что здесь в декабре лето, везде зелень и цветы — так это меня покамест нисколько не радует. Напротив, скорее это бесит меня. Я никуда не ходил гулять ни разу, кроме набережной, по которой все гуляют. А помнишь, как мы чудно гуляли в Кларансе! Вообще эти три недели, проведённые в Кларане, особенно до письма из Каменки, оставили во мне самое приятное и отрадное воспоминание. Да и что можно себе представить лучше пансиона Маиоров. Какая здесь гадость в сравнении с виллой Ришелье. И помещение, и меблировка, и еда, и прислуга — все это в подмётки не годится Кларансному пансиону. Теперь мне вот чего хочется. С Модестом мне здесь, конечно, будет приятнее, но я хочу провести в Сан-Ремо не более месяца, а потом уговорить Модю поехать в Кларан. К тому времени уже начнёт весной отзываться, как будет хорошо в Gorge du Chauderon! Прелесть. Там провести месяц с хвостиком, а потом понемножку собираться в Россию. О! как я люблю милую, далёкую Россию! Знаешь, от чего бы я не отказался. Если б M[ada]me Мекк предложила мне подарить мне маленькую деревеньку, где-нибудь недалеко от Москвы, я бы имел наглость принять этот подарок и охотно бы поселился навеки в этой глуши. После того, что произошло, едва ли я могу жить спокойно в Москве. Потом я сам удивляюсь своей раздражительности; я, должно быть, сделался невыносим в общежитии, а в классах я буду чистым извергом. Это единственно, что мне теперь улыбается, т. е. жизнь в деревне и в России. Кстати, о M[ada]me Мекк. Она мне давно не писала, и конечно, по свойственной мне подозрительности, я уже вообразил, что она меня разлюбила, что она узнала про то и хочет прекратить всякие сношения. До сегодняшнего утра я был даже уверен в этом. Но получил именно сегодня утром письмо от неё, и такое милое, такое ласковое, с такими искренними изъявлениями любви. Хороший человек эта Филаретовна! Толичка, ты не можешь себе представить, как я тебя люблю! Иногда просто душа хочет выскочить и полететь к тебе. Когда-то я тебя увижу? Уверяю тебя, что мне теперь осталась одна радость в жизни, — это два-три человека, присутствие которых на земле радует меня и заставляет любить жизнь. Всё остальное мне постыло. По крайней мере, так мне кажется сегодня. Я всё ещё взволнован передрягой, которую пришлось выдержать вследствие парижского проклятого, распроклятого делегатства. Ну прощай, голубчик. Модест приедет не раньше, как дня через. Целую. Твой, П. Чайковский Пожалуйста, не забудь написать моей супруге, что свои паршивые 2500 р[ублей] она получит, хотя бы пришлось продать душу сатане.