Letter 788

Date	15/27 March 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Clarens
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1161)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 391–393 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 156–157 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 176–177 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 153–154 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Clarens 27/15 м[арта] 1878 Все эти дни очень небогаты фактами. 1) Воскресенье 24/12. Ходили гулять в Villeneuve. Модест встретил знакомую: M[ada]me Каблукову. 2) Понедельник 25/13. Получил письма от Н[адежды] Ф[иларетовны] и от тебя 1. Твоё письмо меня немножко взволновало. Собственно, мне в нем не понравилось сообщаемое тобой поразительное известие, что [...] знает о моих отношениях к Н[адежде] Ф[иларетовне]. Каким образом, не могу понять. То, что ты пишешь о затруднениях в деле о разводе, меня нисколько не пугает. Я знаю, что нужно, чтобы я был уличён в прелюбодеянии, и совершенно готов прелюбодействовать когда угодно. А что лучше, если Лева примет на себя инициативу в этом ты прав. Итак, подождём до Каменки. Я крепко надеюсь с тобой свидеться. Вообще меня несколько удивило, что ты как бы против развода, тогда как прежде ты был за. Погода целый день была самая ужасная, и снег пролежал весь день. Я продолжаю с большим увлечением работать над концертам. Вторник, 26/14 м[арта]. Опять ужасная погода. Алёша ужасно заигрывает с Marie, а последняя в него влюблена. [...] Ты как-то спросил меня об Алёше. Он во все время, предшествовавшее болезни, и во время болезни был совершенно невыносим. Откуда-то явилась в нем наглость, самоуверенность, даже дерзость. Отношения мои к нему совершенно переменились. Много было неприятных столкновений. Ему сильно доставалось и от меня, и от Модеста. Начиная с Флоренции, он вдруг опомнился, и с тех пор им нельзя достаточно нахвалиться. Мы все, в том числе и Котек, совершенно очарованы его услужливостью, скромностью, учтивостью. Здесь и во Флоренции он служит предметом всеобщих ухаживаний со стороны хозяев и слуг. Прежние пересоленные нежности не возвратятся никогда. Среда, 27/15. Погода очень холодная, но ясная; и то слава Богу. По обычаю занимался. После обеда гулял один. Получил разом четыре письма: от тебя, от Н[адежды] Ф[иларетовны], от Кости Шиловского и от Левы. Ни в одном из них нет ничего для меня неприятного, — а между тем я очень расстроен и очень не в духе. Во-первых, я беспокоюсь о тебе. Какое несчастье, что А[лександра] В[алериановна] светская барышня, а не простая, бедная девушка. Тебе это покажется странным, но я лучше бы желал, чтоб твоя будущая супруга не имела состояния и связей. Но, оставив в стороне это, я не могу не беспокоиться, когда вижу, что ты серьёзно влюблён, а между тем я не усматриваю, чтобы ты пользовался взаимностью. Если ты хочешь меня очень утешить, то напиши наверно, что будешь в Каменке. Меня немножко удивляет, что я ни от кого не получил депеши по поводу исполнения «Франчески». Неужели она не произвела никакого Эффекта? Неужели она была скверно исполнена? Неужели ни одному человеку она не внушила в голову мысль уведомить меня, что она сыграна и понравилась. Яне об успехе в публике говорю. Но все эти Давыдовы, Малоземовы, Конради и т. д., неужели и для них «Франческа» не представила ничего стоящего особенного внимания? Очень это мне горька. Впрочем, скажу тебе прямо. Если она никому не понравилась, то это значит, что Направник нарочно провалил её. При хорошем исполнении она не может не произвести эффекта. Если исключить из твоего письма все то, что касается твоих отношений к A[лександре] В[алериановне], то она, как и предыдущее, доставило мне огромное, неимоверное удовольствие. Засим целую тебя и призываю на тебя всякие благословения свыше. Твои П. Чайковскии