Letter 786

Tchaikovsky Research
Date 14/26 March 1878
Addressed to Aleksandra Davydova
Where written Clarens
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 60–61)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 390–391
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 171–172

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Clarens
26/14 м[арта] 1878

Сейчас получил письмо твоё, дорогая моя, и спешу тебе ответить. Уже с неделю тому назад я писал тебе, и если письмо дошло, то ты должна уже теперь знать, что я ни в каком случае не изменю своего намерения прожить у вас весну и лето. Мы уедем отсюда в начале апреля и на страстной неделе прибудем в Каменку. Предоставляю тебе и Леве распорядиться как угодно насчёт моего жилища, и знай заранее, что, как бы меня ни поместили, я буду доволен. Я очень понимаю, что требования, которые я предъявил Леве, не особенно удобоисполнимы, и если хоть часть их возможна, то я буду вполне счастлив. Чем ближе я буду к Модесту и Коле, тем лучше, — впрочем, и это не необходимо.

Мы здесь ужаснейшим образом мёрзнем. Вот 2½ недели, что мы здесь, и о весне до сих пор нет помину. С утра до вечера идёт снег, и сегодня его выпала такая масса, что можно было бы кататься в санях. Это тем более досадно, что, как нарочно. зимой мы жили в климате летнем, а теперь приходится топить печи, носить калоши, сидеть сиднем дома. Однако ж пожаловаться нельзя: я нисколько не скучаю благодаря сообществу Модеста и Коли. День так полон, что не успеешь осмотреться, как и вечер наступил. Утром до обеда занимаемся, после обеда по возможности гуляем, вечером писание писем, чтение, разговоры. Модест меня ужасно радует. Он стал усердно писать по вечерам свою повесть (это секрет!), и теперь уже целая третья часть её готова. Вчера он прочёл мне всю эту готовую часть, и я приходил в восторг от правдивости, талантливости и живости рассказа и действующих лиц. Если б он все лето мог прожить со мной, то я ручаюсь, что к осени повесть была бы готова. Но, увы, придётся расстаться. Толя пишет мне, что постарается приехать к страстной тоже к Вам. Его любовные дела идут, кажется, плохо; он очень хандрит, и ему чрезвычайно полезна будет эта поездка.

Что касается меня, то здоровье моё находится в самом превосходном состоянии, и если я не могу сказать, чтоб расположение духа было всегда хорошо, — то все же хандра нападает редко и хороших минут больше, чем дурных. Трагикомедия, в которой я разыграл роль столь дикую и странную, теперь пришла к развязке. Я вышел из неё цел и невредим, с очень беспокойной цепью на шее, — но жить всё-таки можно.

Представь себе, что Анна написала мне письмо, да какое милое, ласковое. Меня это ужасно тронуло. Я ей тотчас же ответил. Не скучать по ней ты, конечно, не можешь, — но утешай себя мыслью, что пребывание в институте принесёт ей пользу. Я в этом уверен. Целую тебя крепко, а также всех других, начиная с Левы.

Твой, П. Чайковский

Когда наш отъезд окончательно определится, я, конечно, дам знать.

Clarens
26/14 March 1878

I've just received your letter, my dear, and I'm rushing to answer you. I wrote to you last week, and if that letter has reached you, then you should now know that nothing will make me change my mind about living with you this spring and summer. We'll be leaving here at the beginning of April, and arrive at Kamenka during Holy Week. I'll leave it to you and Lyova to make appropriate living arrangements for me, and know in advance that no matter where I'm put, I shall be content. I understand very well that the demands that I presented to Lyova aren't particularly easy to fulfil, and if at least some of them are possible, then I'll be quite happy. The closer I am to Modest and Kolya, the better — however, this isn't essential.

We're freezing terribly here. In the 2½ weeks that we've been here, there's still been no sign of spring. It snows from morning till night, and today there was such a mass of snow that you could have ridden in a sleigh. This is all the more frustrating because, as luck would have it, we lived through a summer climate in winter, but now we have to light the stoves, wear galoshes, and are stuck sitting at home. However, I can't complain; I'm not in the least fed up thanks to the company of Modest and Kolya. The days are so full that you don't have time to look around before the evening sets in. In the morning I work before lunch, after lunch we walk if possible, in the evening we write letters, read and talk. Modest makes me awfully happy. In the evenings he's started diligently writing his novel (this is a secret!), and now he's already done three chapters. Yesterday he read this whole finished section to me, and I was delighted with the authenticity, talent and vividness of the story and the characters. If he could have lived with me all summer, then I guarantee that the novel would have been finished by the autumn. But, alas, we must part ways. Tolya writes to me that he'll try to come to you for Easter too. His love affairs are going badly, it seems; he's moping a great deal, and this trip will be extremely useful for him.

As for me, I find myself in the most excellent state of health, and if I can't say that my mood is always good, then I seldom have bouts of melancholy, and there are more good moments than bad ones. The tragicomedy, in which I played such a wild and strange role, has now reached its denouement. I emerged from it safe and sound, with a very uncomfortable noose around my neck — but anyway I'm still alive.

Just imagine that Anna wrote me a letter, such a sweet and affectionate one. This moved me terribly. I answered her at once. Of course you can't help but miss her, but console yourself with the thought that staying at the Institute will be to her advantage. Of this I'm certain. I kiss you hard, and everyone else as well, starting with Lyova.

Yours, P. Tchaikovsky

When our departure is finally decided, I shall of course let you know.