Letter 2299

Date	8/20 June–9/21 June 1883
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Podushkino
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1705)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 172–173 (abridged)

Text and Translation

The ellipses (...) indicate parts of the letter which have been omitted from all previous publications of this letter, and which it has not yet proved possible to restore from other sources.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

8 июня Подушкнно Модя! После твоего отъезда я бродил по Москве, стараясь убить время до 6 часов; потом зашёл к Кондратьеву и вместе с ним поехал в «Саратов». Обед, к величайшему огорчению Н[иколая] Дм[итриевича], был верхом безалаберности, ибо Шиловский всё убегал со мной в залу слушать орган, и мне пришлось не менее 15 раз прослушать мои танцы в разных темпо да столько же раз его собственную фантазию. К величайшему моему (и Н[иколая] Дм[итриевича]) изумлению, Шиловский, пригласивший нас обедать, заставил нас заплатить каждого по 16 рублей. Глубоко возмущённый, Н[иколай] Дм[итриевич] тотчас же уехал, а я должен был снова множество раз прослушать и танцы, и фантазию [...]. Засим ужин в «Саратове». Только в 4 часа я вернулся домой, т. е. к Юргенс[ону], и спал отлично до 9 часов утра, а засим ещё кое-как провёл время до 5-часового поезда и вместе с Толей вернулся в Подушкино. Володя Шил[овский] произвёл на меня тяжкое впечатление. Никогда его скаредность не была так нагло откровенна, как теперь. Все его недостатки обострились и торчат на виду как отвратительные болячки. Но некоторые достоинства сохранились и теперь, а именно некоторая приятность как члена компании, т. е. с ним, напр[имер], было очень весело [...] в «Саратове». Однако ж всё-таки радуюсь, что редко вижусь с этой личностью и не намерен культивировать знакомство с ним. Подушкино продолжает быть восхитительно. Отсутствие Володи Коншина, уехавшего по делам в Кострому, заметно. Толя вчера выразил радость, узнавши, что его несколько дней не будет, ибо его точит тайная злоба на Володю за то, что он часто лошади берет, но вечером Толя очень тосковал о нем и жаждал его возвращения. Вообще Толя столь же безалаберно суетлив, сколько добр и любящ. 9 июня На этом месте я был прерван приездом братьев Мекков. Целый день занимал их и к вечеру устал ужасно. Очаровательно милые они юноши. Не разберёшь правды о Мише. Я думал, что он на шаг от смерти, — но, по словам Саши, есть ещё надежда. Погода стоит жаркая и душная и по временам перепадают дожди. Грибы есть, и вчера принёс целых 15 штук, а сегодня 7. Ничего не успеваю ни делать, ни читать, ни писать — не нахожу времени. Завтра опять в Москву еду. Параша вчера целый день не показывалась; — она принимала куссо. Мы думали, что леченье не удалось, ибо после касторки через 7 часов она не чувствовала никакого позыва. Но в начале ночи весь солитёр одним клубком разом из неё вышел, к всеобщей радости. У Танюши оспа не привилась. Представь, что эта девчоночка страстно любит музыку; она не отходит, когда я играю, и плачет, когда перестану. Целую Вас. П. Чайковский Какой ты безалаберный: ты Мекку велел писать в Перещепино, но ведь нужно как-то иначе. На удачу адресую в Константиноград. Напомни настоящий адрес, — я позабыл.

8 June Podushkino Modya! After you left, I wandered around Moscow, trying to kill the time until 6 o'clock; then I called on Kondratyev and went with him to the "Saratov'". Dinner, to Nikolay Dmitryevich's utmost chagrin, was utterly chaotic, because Shilovsky kept running with me into the hall to hear the organ, and I was obliged to listen to my dances at varying tempi at least 15 times, as well as to a similar number of his own fantasias. To my (and Nikolay Dmitryevich's) utter astonishment, Shilovsky, who had invited us to dinner, forced us to pay 16 rubles each. Deeply indignant, Nikolay Dmitryevich immediately left, and I had to listen to both the dances and the fantasias again many times [...]. Whereupon, we had supper at the "Saratov". It was only at 4 o'clock that I returned home, i.e. to Jurgenson's, and I slept splendidly until 9 o'clock in the morning, and then passed the time somehow until the 5 o'clock train, and returned to Podushkino with Tolya. Volodya Shilovsky left me feeling pained. Never has his stinginess been so brazenly obvious as now. All his shortcomings have worsened and stick out in plain sight like disgusting boils. But some of his qualities have been preserved even now, namely, he is pleasant in company, i.e. it was great fun, for example [...] in the "Saratov". However, I'm still glad that he's a person that I see rarely, and have no intention of cultivating my acquaintance with him. Podushkino continues to be delightful. The absence of Volodya Konshin, who left for Kostroma on business, is noticeable. Tolya was gleeful when learned that Volodya would be away for a few days, because he was secretly furious that Volodya kept taking the horses, but by the evening Tolya was very much missing him, and pining for his return. In general, Tolya is as indiscriminately fussy as he is kind and loving. 9 June At this point I was interrupted by the arrival of the Meck brothers. They took up my whole day, and by the evening I was awfully tired. They are charmingly sweet young men. I can't work out the truth about Misha. I thought he was one step away from death — but, according to Sasha, there is still hope. The weather is hot and humid with rain at times. There are mushrooms, and yesterday I collected as many as 15, and 7 today. I haven't managed to do anything, to read, nor write — I cannot find the time. Tomorrow I'm off to Moscow again. Parasha didn't appear at all yesterday — she had taken cousso. We thought that the treatment had failed, because after 7 hours on the castor oil she didn't feel any urge. But at the start of the night, the whole tapeworm came out of her in one bundle at once, to everyone's joy. Tanyusha didn't have smallpox. Just imagine that this girl has a passionate love for music; she doesn't leave when I play, and cries when I stop. I kiss you. P. Tchaikovsky How careless you are: you told the Mecks to write to Pereshchepino, but really it needs to be addressed to somewhere like Konstantinograd. Remind me of the actual address — I've forgotten.