Letter 3604

Date	27 June/9 July 1888
Addressed to	Vladimir Nápravník
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Письма П. И. Чайковского к В. Е. Направнику (1959), p. 192–194 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 471–472.
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a typed copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Г[ород] Клин, с[ело] Фроловское 27 июня [18]88 Голубчик Володя! Весьма был обрадован письмом твоим и очень позабавился, читая, что ты стал «желчен». Не могу себе вообразить твою симпатичную физиономию и вместе с ней «желчность»; пожалуйста, как только найдёт на тебя припадок язвительной, злобной насмешливости и «желчности», посмотрись в зеркало и начертай мне на бумаге свой портрет. Иначе никогда не в состоянии буду вполне уверовать, что ты бываешь зол и ядовит. А знаешь, мне жаль, что ты ни с кем не познакомился. Хотя я сам очень туг на знакомства, но не могу не признать, что полное отчуждение от людей, с которыми по обстоятельствам живёшь вместе, производит уныние и порождает тоску, а также то, что называешь «желчность». Является какое-то непобедимое желание видеть в окружающих лишь невыгодные, смешные стороны; себя же ставить на какой-то недосягаемый пиэдестал и смотреть на других очень свысока. Между тем потребность общения с людьми, в сущности, гнездится даже в сердце самого нелюдимого человека. И я тебе предсказываю, что если ты случайно хоть с кем-нибудь по душе сойдёшься, то «желчность» и «насмешливость» как рукой снимешь. Ведь не в самом же деле все люди, с коими ты сталкиваешься, ничего не стоят; это только тебе кажется, пока ты не победил «нелюдимость» и не поддался тайной потребности общения. Я оттого немножко предался разглагольствованию по этому поводу, что очень много и мучительно страдал от «нелюдимости» и по опыту знаю, как бывает отрадно, когда сумеешь заглушить её. Все это время погода у нас была отчаянная, и вследствие оной я часто простуживался и бывал нездоров. Тем не менее работал, и у меня вчерне уже готова симфония и увертюра к «Гамлету». Теперь принимаюсь за инструментовку. Ты меня бранишь за то, что у меня является иногда сомнение в себе. Но, милый мой, уверяю тебя, что это лучше, чем быть уверенным в себе до излишества. Ведь когда-нибудь неизбежно я должен состариться и исписаться, и гораздо лучше, если я это сознаю вовремя и брошу, чем если буду продолжать наводнять музыкальный рынок бесцветными и посредственными творениями. А ведь и кроме сочинения можно дело найти, так что, отказавшись от сочинения, я вовсе не намерен предаться бездействию, — только посвящу остаток сил на преследование более полезных задач. Впрочем, я ведь только сомневаюсь в себе, а до уверенности в негодности ещё далеко. Читал ли ты, что бедный Лишин умер? По моему мнению он был совершенно бездарен, и музыкальная его деятельность была мне очень несимпатична; но, Боже мой, до чего мне бывает жаль, когда умирает молодой человек! Кто знает, поживи ещё немножко, и бедный Лишин изменился бы к лучшему! Засим Прощай, голубчик. Поцелуй ручку мамы; тебя крепко обнимаю. Твой, П. Чайковский Напиши мне, как поживает отец? Я ужасно рад, что лечение идёт впрок маме.

Town of Klin, Frolovskoye village 27 June 1888 Golubchik Volodya! I was very gladden by your letter, and most amused when I read that you had become "bilious". I cannot imagine your sympathetic features ever being bilious; please, as soon you are overcome by a bout of caustic, malicious mockery and biliousness, look in a mirror and draw me a portrait of yourself on paper. Otherwise I shall never be entirely capable of believing that you can be angry and poisonous. You know, I am sorry that you didn't make any acquaintances. Although I myself am very slow to make acquaintances, I cannot help but admit that complete alienation from people with whom you live together, due to circumstances, produces despondency and gives rise to melancholy, as well as to what you call "biliousness". We appear to have some sort of invincible desire to see only the unfavourable and ridiculous aspects in other people; to put ourselves on some sort of unattainable pedestal and look down on others. Meanwhile, the need to communicate with people, in essence, nestles in the heart of even the most unsociable person. And my prediction for you is that if by chance you find a kindred spirit, then the "biliousness" and "mockery" will vanish in the wave of a hand. It is not really that all the people you come across are worthless; it only seems that way to you until you have overcome your "unsociability" and succumbed to the covert need for communication. I have indulged in a little ranting about this because I have suffered much and painfully from "unsociability", and I know from experience how gratifying it can be when you succeed in stifling it. Our weather has been desperate the whole time, and as a result of it I have often caught colds and been unwell. I worked nevertheless, and have the symphony and the overture to "Hamlet" ready in draft form. Now I am setting about the instrumentation. You scold me because I sometimes appear to doubt myself. But, my dear fellow, I assure you that this is better than being overly confident. After all, it is inevitable that one day I must become old and worn out, and it is far better if I realise this in time and give up, rather than continuing to flood the musical market with colourless and mediocre creations. But really, I can find other things to do besides composition, and so, when I have given up composing, I do not at all intend to indulge in idleness — I shall merely devote my remaining energy to pursuing more useful tasks. Anyway, I am really just doubting myself, and my worthlessness is still far from certain. Did you read that poor Lishin has died? In my opinion, he was utterly untalented, and his musical activates were most unsympathetic to me; but, my God, how sorry I am when a young person passes away! Who knows, had he lived a little longer, then poor Lishin might have changed for the better! Whereupon, farewell, golubchik. I kiss your mother's hand; I hug you tightly. Yours, P. Tchaikovsky Write to me how your father is doing? I am awfully glad that your mother is benefitting from the treatment.