Letter 1079
| Date | 22 January/3 February 1879 |
|---|---|
| Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
| Where written | Clarens |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1213) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 519–520 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 64–65 (abridged) |
Text
| Russian text (original) |
Я с величайшим нетерпением ждал от тебя письма, чтобы узнать, как сошло дело Коньковой, и не вполне удовлетворён твоим сообщением, ибо оно кратко. Боже мой! Как я хорошо понимаю это невыносимо мучительное состояние, когда приходится публично себя выказывать, и притом так, чтоб лицом в грязь не ударить. Яд болезненной застенчивости — самый ужасный, и против него. средств нету. Но я не думал, что твои жилы уже заражены им, и потому несколько удивлён силой того ощущения страха, которое ты испытал. Конечно, можно себя до некоторой степени" утешать тем, что только у медных лбов бывает та золотая самоуверенность, вследствие которой они и в ус себе не дуют. Но всё-таки лучше не быть застенчивым, всё-таки лучше не бояться толпы, ибо она всегда глупа. Читая твоё письмо, я как будто пережил все испытанное тобой и так ясно и отчётливо видел и залу суда, и равнодушно-скучающие лица присяжных, и сидевших сзади Сабурова, и обвиняемых. Ну, слава Богу, кончилась история. Мне бы многое хотелось расспросить у тебя, да лучше все это сделаю при свидании, которое уже не особенно далеко. Сегодня погода отвратительная, но я всё-таки гулял. писание идёт хорошо, но я продолжаю по вечерам страдать тем нетерпением поскорей сбыть с плеч все трудности, поскорее завоевать право баклуши бить, о котором я тебе писал. Вследствие этого, может, я сплю не совсем так хорошо, как бы следовало. Т. е. меня никогда не клонит ко сну. Я ложусь во исполнение необходимой обязанности и хотя сплю совсем не дурно, но не тем сладким сном, которые посылается в удел людям уставшим и вместе с тем покойным. Вообще вечером в последнее время я нередко немножко скучаю и желаю какого-либо развлечения. Впрочем это, может быть, оттого, что книг интересных для чтения не имеется, ибо «Крошку Доррит» кончил. Зато в Париже мне предстоит немало развлечений. Осталось прожить ещё здесь неделю с чем-то. Меня очень удивляет твой вопрос, почему писем нет. Я аккуратно через день писал тебе и Модесту. Тебе как-то раз послал два письма в один день, из которых второе было маленькое. Я в нем просил тебя ответить мне, на сколько серьёзна твоя [...] болезнь. Из сегодняшнего письма я вижу, что так как ты об ней ничего не пишешь, то, следовательно, важного в ней ничего нет. Я послал Модесту сценариум оперы; про чти его и скажи своё мнение, но не смей ругать. Алёша очень успешно занимается французским языком, но выговор ужасен. Если б прожить во Франции месяцев шесть, то он бы выучился говорить довольно изрядно. Мне весьма любопытно узнать, когда Лева и Саша уезжают. Надеюсь, что в письме Модеста, которое я ожидаю в среду получу известия. Продолжай, мой Ангел, писать мне такие же длинные, интересные письма. Ты не поверишь, сколько Я испытываю наслажденья, читая их. Получил сейчас письмо от Кондратьева; он доволен своим лечением. Целую. П. Чайковский |
