Letter 1186

Tchaikovsky Research
The printable version is no longer supported and may have rendering errors. Please update your browser bookmarks and please use the default browser print function instead.
Date 20 May 1879
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1550)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 570–571
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 224–226
Notes Original incorrectly dated "20 June"

Text

Russian text
(original)
20-го июня
Тронный день
7 ч[асов] утра

Письма теперь у меня положено писать по утрам, и назначены дни. Твой день суббота, — но вчера я проспал и потому пишу сегодня. У нас здесь всё благополучно, но не совсем. Дом наш продолжает быть постоянным лазаретом. Теперь больны Ипполит и Вера. Ипполит приехал четвёртого дня вечером. Он получил свои 50 тысяч и явился посоветоваться с Левой и Сашей об их помещении. Третьего дня я организовал поездку в лес, а сам собрался идти пешкам, как вдруг мне навязался Ипполит. Очень мне эта была неприятно, — но нечего делать! Дошли мы с ним до самого Тарапуна, и там тотчас же нашли наших с самоварам. Вдруг Ипполит почувствовал озноб, боль в горле и голове и немедленно стал проявлять такую комическую мнительность, какой я ещё никогда не видал. Даже Толя ничто в сравнении с ним. По возвращении домой его уложили в постель (т. е. на Левин диван), и с тех пор он ежеминутна мучит Сашу и Таню своей капризностью, своими страхами и т. п. У него просто жаба, и то не очень сильная. У Веры болит ухо, причём она удивляет противуположным качеством, т. е. крайней терпеливостью. У Мити кашель. Но все это пустяки, а меня серьёзно беспокоит Саша. У неё постоянно усталые глаза и изнеможённый вид, хотя она целый день ежеминутно занята. Насчёт поездки ничего ещё не решено, хотя явился новый план — ехать Саше с тремя старшими девочками в Одессу и там, у Ипполита, пить воды и купаться. Что касается меня, то среди этих вечных болезней, я, слава Богу (тьпфу, тьпфу, тьпфу), наслаждаюсь полным здоровьем. Констатирую в себе нередко ощущение полнейшего счастья. Мне никуда не хочется, и менее всего — в Симаки к Н[адежде] Ф[иларетовне]. Я написал ей письмо с просьбой, чтобы она не сердилась в случае, если я не найду возможным приехать ни теперь, ни после. Не понимаю хорошенько, отчего это происходит, но мне в Каменке чувствуется теперь так хорошо, что даже с местностью я примирился и нахожу, что ничего нет особенно дурного. Я, кажется, начинаю проникаться чувством семейственности, т. е. делаюсь как бы настоящим членом здешней семьи и ощущаю себя среди [н]их дома. Работа моя идёт очень хорошо, и я ею доволен. Может быть, и это содействует общему состоянию довольства. Модя! пожалуйста, при будущих свиданиях с Таней будь с ней как можно нежнее. Знаешь ли ты, что эта толстая и, по-видимому, цветущая девочка чувствует себя несчастной. Недавно я гулял вечером поздно по садику. Таня подошла ко мне, разговорилась, начала сокрушаться о том, что все её дяди её терпеть не могут, и ужасно горько плакала. Мне было невыразимо жаль её! Будучи очень умна, она отлично понимает, отчего происходит, что так часто она навлекает на себя неудовольствие даже самых близких людей, и между тем переделать себя не может. Она сильно растрогала и разнежила меня. Ведь я сам, грешный человек, часто сердился на неё и охладевал к неё, тогда как, в сущности, у неё чудное сердце и все её недостатки, её неровность, её аффектированность ею самою чувствуются и ненавидятся, но только она решительно не понимает, что нужно сделать, чтобы не быть такой. Я, разумеется, её всячески утешал и старался доказать, что она очень преувеличенно смотрит на свои недостатки и на, результаты оных. Между прочим оказалась, что Ипполит, рассердившийся на неё в Петербурге па поводу известного тебе обстоятельства, написал ей из Одессы очень оскорбительное письмо. Потом совершилось письменное примирение, но это оставила в ней много горечи в сердце.

Ната окончательна поселил ась здесь и получила очень милый уголок в Анниной комнате. Она за мной очень ухаживает и оказывает тысячу разных нежных забот. Ука совсем поправился и очаровательна мил. Вчера были Тасины именины. Она получила бездну подарков и целый день торжествовала, а вечером у неё был на балконе особенный чай из маленького самоварика. У Miss Eastwood навое платье. Допишу это письмо сегодня вечером.


9 часов вечера

В лазарет поступило два новых больных: Митя и Тася. У обоих жар, рвота, боль в горле. Саша бегает от одних к другим и очень утомлена. Мы заставили её лечь и поспать два часа перед ужином. Ипполиту горазда лучше. Мы ходили с Левой на сенокос, вёрст за 5. Я очень устал. Погода изумительная. Прочёл в новой книжке «Русск[ого] вестн[ика]» продолжение «Карамазовых». Это начинает быть невыносимо. Все до одного действующие лица — сумасшедшие. Вообще Досто[е]вский возможен только на одну часть романа. Дальше всегда идёт сумбур. Прощай, нежно целую тебя и Колю. А[лине] И[вановне] поклон. Пиши, Модичка.

Твой П. Чайковский