Letter 3041

Tchaikovsky Research
Revision as of 13:25, 12 July 2022 by Brett (talk | contribs) (1 revision imported)
(diff) ← Older revision | Latest revision (diff) | Newer revision → (diff)
Date 3/15 September 1886
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Maydanovo
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1823)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 127–128 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 363 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 443–444 (abridged)
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 360 (English translation; abridged)

Text

Russian text
(original)
3 сентября
7 часов вечера

Модинька! Очень пусто и тоскливо было после твоего отъезда. Но сегодня, возвратившись из Москвы, я особенно сильно ощущаю опустелость своего домика. Пишу тебе как раз в тот час, когда мы все пятеро (т. е. считая Зай и Буль) сидели перед ужином в моем кабинете. Очень грустно. Но, впрочем, со временем все это сглаживается.

На другой день после твоего отъезда я поехал в Москву. Завтракал на вокзале; прямо оттуда отправился в Консерваторию на молебен и чтение отчёта (а также речи в честь Листа, произнесённой Кашкиным). Погода была столь необыкновенно чудная, что я, не дождавшись конца всех этих торжеств, поехал к Бутырской заставе, сел там на паровую конку (прелестная вещь!) и очутился в Петровско-Разумовском. В следующий раз, когда ты будешь в Москве летом, я непременно свезу тебя в Петровско-Разумовское. Ты не можешь себе представить, что это за прелесть! Я испытал хорошо и тебе знакомый тихий, торжественный восторг, который является, когда душа вполне открывается для восприятия впечатлений от красоты природы. Давно в такой степени я не наслаждался. И главное, что никто не тревожил моего одиночества в этом удивительно , парке, который мало-помалу переходит в лес, да в какой лес! Потом был обед в честь Юргенсона п «Эрмитаже». Спичи без конца, и, в сущности, скука смертельная. Потом в компании кутил: был в «Эрмитаже» Лентовского, и опять ужинали в трактире. Весь следующий день я провёл тоже в Москве. Происходило заседание комитета при Синодальной конторе, коего я состою членом; да кроме того, в Хоровом обществе тоже присутствовал на заседании. За сим у Юргенсона в магазине при Танееве и Губерте был сыгран квартет Катуара. Они, как и я (особенно Танеев), в совершенном восторге от его талантливости. Хотел возобновить вчерашний восторг и поехал один [в] лес между парком и Петровским-Разумовским. Было приятно, но уж не так, как накануне. Я в этот день не обедал вовсе; а вечером в ложе с Губертами и Сашей Гудимом присутствовал на представлении «Руслана». Очень приятно было. Потом ужинали. Как мне жаль, что Гудим покидает Москву и поселяется в деревне. Он будет в Питере. Ты его увидишь. Жил я в этот приезд у Юргенсонов. Ах, как мне это не по нутру. [...]

Сегодня с утренним поездом к обеду домой прибыл. Мне очень неприятно, что Алексей с Василием в ссоре. Это в первый раз. Назар присутствовал при ссоре и может тебе рассказать. Они не разговаривают. По-моему, Алексей в этом деле прав. Вероятно, обойдётся, но всё-таки очень жаль.

Завтра принимаюсь [за] переписку романсов. Письмо твоё прочёл с живейшим интересом. Каков Лев Васильевич. Он что-то в последнее время стал рожки показывать.

Целую, обнимаю крепко.

П. Чайковский

Как грустно мне было сегодня кормить куриц! Их прибавилось несколько.