Letter 4450

{{letterhead

Date	1/13 August 1891
Addressed to	Vladimir Davydov
Where written	Maydanovo
Language	Russian ; French
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 131)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 499–500 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 498–499 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 188–189 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 498–499 (English translation)

Text and Translation

Russian and French text (original)

English translation By Brett Langston

1-го августа 1891 Сегодня вышлю тебе, голубчик мой, очень удачный новый нумер «Fliegende Blaetter». Кстати, Рудя, вероятно, уже приехал, так что, если кое-что будет мало понятно, он разъяснит. Читаю теперь твоего Chevrillon про Цейлон и думаю о тебе. Я не совсем разделяю твоих восторгов. Новейшие французы стали писать ужасно аффектированно, — т. е. это какая-то аффектация простоты, претящая мне почти столько же, сколько шумиха фраз, эпитетов, антитез у Victor Hugo. Все то, что твой любимчик рассказывает очень талантливо и очень живо, можно была бы рассказать языком простым, обыкновенным, а не какими-то коротенькими оборванными фразками, та длинными периодами с завертушками и с какой-то неестественной расстановкой сказуемых, подлежащих, дополнений и т. д. Пародировать этих господ очень легко, напр[имер]: Une serviette de table negligemment attachée à son cou, il dégoustait... Tout alentour des mouches, avides, grouillantes d'un noir inquietant, volaient... Nul bruit si non un claquement de machoirs enervant... Une odeur moite, fétide, ecoeurante, lourde, repandait un je ne sais quoi d'animal, de carnacier dans l'air... Point de lumiere... Un rayon de soleil couchant pénétrant comme par hasard dans la chambre nue et basse, eclairait par-ci, par-la tantôt la figure bième du maitre engurgitant sa soupe, tantôt celle du valet moustachu, à traits Kalmouks, stupide et rampante... On devinait un idiot servi par un idiot. 9 heures... Un morne silence régnait... Les mouches fatiguées, sommolentes devenues moins agiles se dispersaient... Et la-bas, dans le lointain, par la fenêtre on voyait une lune, grimaçante, énorme, rouge, surgir sur l'horison... Il mangeait, il mangeait toujours... Puis l'estomac bourré, la face écarlate, l'oeil hagard, il se leva et sortit... и т. д., и т. д. Я изобразил свой сегодняшний ужин. Кажется, этот род писания изобрёл сукин сын Zola. Моя работа вдруг пошла хорошо. Теперь я знаю, что «Иоланта» в грязь лицом не ударит. Приехал ли Рудя? Уехал ли Модест? Обоим да и вообще всем кланяйся. Твой, П. Чайковский

1st August 1891 Today I'm sending you, my golubchik, a very good issue of the "Fliegende Blätter" . If Rudy happens to have arrived already then he can explain anything that might be hard to understand. I've been reading about Ceylon in your Chevrillon and thought of you. I do not quite share your enthusiasm. The latest thing is for the French is to write in an awfully affected way, i.e. an affectation of simplicity, which is almost as abhorrent to me as hyperbole and epithets, and the very antitheses of Victor Hugo. Everything your favourite describes with such talent and intensity could be told in simple, ordinary language, and not with short broken sentences, long flowery interludes, and playing around with unusual subjects, predicates, objects, etc. Parodying these gentleman is very easy, for example: With a napkin carelessly tied round his neck, he savoured... All around were flies, greedy, swarming in the ominous night... No noise save for the unnerving click of jaws... A moist odour, fetid, disgusting, heavy, who could say from whatever animal, permeated the air... A point of light... A ray of sun happened to penetrate the pale light of the room, and illuminated here and there the ghostly figure of the master, slurping his soup, with his moustachioed valet, of Kalmyk appearance, dull and reptilian... This was one idiot being served by another. 9 o'clock... A mournful silence reigned... The flies, tired and weary, were becoming less lively and sparser... And there, far the distance through the window, was the moon, grimacing, enormous, red, rising on the flaming horizon... He was eating, always eating... Then with his stomach bursting, his face scarlet, his eyes haggard, he rose and left..., etc, etc. I have just described my supper tonight. It seems to me that this type of writing was devised by that son of a bitch Zola. My work is suddenly going well. Now I know that "Iolanta" shall not fall flat on her face. Did Rudy arrive? Has Modest left? Regards to both of them, and indeed everyone. Yours, P. Tchaikovsky