Letter 4304
| Date | 15/27 January 1891 |
|---|---|
| Addressed to | Vladimir Sherwood |
| Where written | Frolovskoye |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3322) |
| Publication | П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 31–32 |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
15 янв[аря] 1891 г[ода]. Моск[овская] губ[ернияl, г[ород] Клин, с[ело] Фроловское Многоуважаемый Владимир Осипович!
Пожалуйста, простите, что по некоторым исключительным обстоятельствам я отвечаю Вам на любезнейшее письмо Ваше так поздно! Но оно и дошло до меня лишь очень недавно, — да и досуга на ответ до сего часа я не имел. Прежде всего позвольте поблагодарить Вас за сочувственные слова, меня касающиеся; я очень ценю это сочувствие. Мне также весьма приятно было усмотреть из письма Вашего, что Вы преисполнены энтузиазма и любви к искусству вообще и русскому в особенности. Но обращаясь собственно к тому поводу, который доставил мне удовольствие получить милое письмо Ваше, — я должен с полною откровенностью сказать, что, несмотря на все моё желание и старание, я не мог понять, что именно Вы желаете, чтобы я предпринял, и какое дело я должен взять в свои руки. Вы очень много говорите о русских рожечниках. В игре рожечников, коих не раз приходилось слышать, много своеобразной прелести, — точно так же, как русская хоровая песня и сама по себе и, нередко, по совершенству исполнения имеет бездну всяческих красот. Ведь рожечники — это те же Русские мужички, которые, вместо того чтобы петь песню, играют её. Нет никакого сомнения в том, что русские крестьяне, особенно живущие вдали от центров, когда сходятся петь хором, проявляют замечательную способность. Инстинктивно гармонизировать свои чудные мелодии, иногда так хорошо, как будто наука гармонических сочетаний им близко знакома. Но ведь такой способ петь хором (или такая полная прелести игра, как игра рожечников), точно так же как и самая песнь, прельщающая нас несказанной красотой и мелодии, и гармонии, и ритма, — есть продукт народного творчества. А народное творчество есть дело целого длинного ряда веков, и творцом, в данном случае, является этнографическая единица, состоящая из миллиона миллионов людей уже отживших, а отчасти и теперь здравствующих. Каким же образом такое дело я могу взять в свои руки???!!! В консерватории я теперь ничего не значу и в дела её не вмешиваюсь. Но всё-таки скажу Вам, что консерватория есть учреждение, где учат игре на всех инструментах и технике музыкального дела вообще. Пропаганда чего бы тони было не входит в её задачи. Что касается имп[ераторского] Русского муз[ыкального] общ[ества] , с коим консерватория имеет связь, то, по высочайше утверждённому уставу, оно обязано знакомить публику с классическими музыкальными произведениями или же с новейшими явлениями в области музыкального искусства. Следовательно, и оно ничего общего с первобытной просто народной музыкой, как бы ни была эта последняя богата красотами, — не имеет. Да если дело в пропаганде, то я не понимаю, что Вы желаете пропагандировать? В игре рожечников, как и в русской хоровой песне, много простоты и оригинальности. Это давно всеми русскими музыкантами живо сознается. Русский народно-музыкальный элемент со всеми своими мелодическими, гармоническими и ритмическими особенностями, начиная с Глинки, сделался достоянием всех русских композиторов. Особенности эти давно изучены, оценены, восприняты. Извините, многоуважаемый Владимир Осипович, за откровенность, но мне кажется, что Вы и с музыкой вообще, и с русской в особенности, мало знакомы. Во всем, что Вы про неё говорите, я вижу много энтузиазма и много любви к своей стране, но этот энтузиазм и эта любовь направлены в настоящем случае на предмет мало Вам знакомый. Не беспокойтесь о русской музыке! У нас был Глинка — этого одного достаточно, чтобы к ней серьёзно относиться. Простите за прямоту и откровенность. По отношению к такому художнику, как Вы, я считал своим долгом говорить лишь то, что чувствую. Искренно уважающий и преданный, П. Чайковский |
Most respected Vladimir Osipovich!
Please forgive me for being so late in answering your most gracious letter that due to some exceptional circumstances! But it reached me only very recently — and I have not had a free moment to reply until now. First of all, permit me to thank you for your sympathetic words in relation to me; I appreciate this sympathy very much. I was also very pleased to see from your letter that you are filled with enthusiasm and love for art in general and that of Russia in particular. But turning to the actual reason that afforded me the pleasure of receiving your dear letter — I must say with complete frankness, despite all my desires and efforts, that I could not understand precisely what it is you want me to do, and which matters I must take into my own hands. You talked much about Russian hornists. Their playing, which I have had occasion to hear more than once, has much unique charm — in just the same way that a Russian choral song, both in itself and, quite often, in the consummation of its performance, is beautiful in so many respects. After all, the hornists are the same Russian peasants who, instead of singing a song, play it. They instinctively harmonise their wonderful melodies, sometimes as well as if the science of harmonic combinations was intimately familiar to them. But this method of choral singing (or such utterly charming playing as that of the hornists), just like the song itself, which charms us with the indescribable beauty of melody, harmony and rhythm, is a product of folk art'. And folk art is the product of whole centuries, and the creator, in this case, appears to be an ethnographic unit consisting of millions and millions of people who are already obsolete, and a portion of which are still thriving. How then can I take such a matter into my own hands???!!! I am of no importance at the Conservatory now, and do not interfere in its affairs. But all the same, I tell you that a conservatory is an institution where they teach how to play all the instruments and musical techniques in general. To promote anything at all is not one of its objectives. As regards the Imperial Russian Musical Society, with which the conservatory is associated, then, according its charter approved by the highest authority, it is obliged to acquaint the public with works of classical music or with the latest manifestations in the field of musical art. Consequently, it has nothing in common with simple folk music, no matter how rich the latter may be in beauty. If it is indeed a matter of promotion, then I do not understand what it is that you want to promote. The playing of the horn, as in Russian choral song, has much simplicity and originality. All Russian musicians have been keenly aware of this for a long time. The Russian folk-musical element, with all its melodic, harmonic and rhythmic features, from Glinka onwards, has become the property of all Russian composers. These features have long been studied, appraised and appreciated. Forgive me, most respected Vladimir Osipovich for my frankness, but it seems to me that you have little familiarity with music in general, and with Russian music in particular. I can see much enthusiasm and much love for your country in everything you say about it, but in this instance the enthusiasm and love are directed towards a subject with which you are unfamiliar. Do not be concerned about Russian music! We have had Glinka — this alone is enough for serious consideration. I apologise for my directness and frankness. In my relations with an artist such as yourself, I consider it my duty to say only what I feel. Sincerely respected and devoted, P. Tchaikovsky |
