Letter 347: Difference between revisions
m (1 revision imported) |
No edit summary |
||
| Line 8: | Line 8: | ||
|Notes=Original incorrectly dated "17/19 April" | |Notes=Original incorrectly dated "17/19 April" | ||
}} | }} | ||
==Text== | ==Text and Translation== | ||
{{Lettertext | {{Lettertext | ||
|Language=Russian | |Language=Russian | ||
|Translator= | |Translator=Brett Langston | ||
|Original text={{right|''Венеция''<br/>17/{{sic|19|29}} ''апреля'' 1874 г[ода]}} | |Original text={{right|''Венеция''<br/>17/{{sic|19|29}} ''апреля'' 1874 г[ода]}} | ||
На!.. Смотри на виньетку и злись, лопай с зависти. Сегодня я целый день гулял по этой площади. Устал ужасно и вздумал побеседовать с тобой, Моденька. Я безостановочно ехал до Венеции; только в омерзительной ляшской столице Варшаве пришлось переночевать, чего бы не было | На!.. Смотри на виньетку и злись, лопай с зависти. Сегодня я целый день гулял по этой площади. Устал ужасно и вздумал побеседовать с тобой, Моденька. Я безостановочно ехал до Венеции; только в омерзительной ляшской столице Варшаве пришлось переночевать, чего бы не было, если б нашёлся умный человек, могший бы предупредить меня, что только 4-х часовой поезд имеет безостановочное соединение с варшавским. Настроение духа было очень меланхолическое, а почему? по многим причинам, из которых одна заключается в том, что мне было совестно перед тобой. Вместо того, чтобы транжирить деньги и кататься за границу, мне бы следовало заплатить твои долги, а также Толины. А вместо того я мчусь наслаждаться южной природой. Мысль о моей скаредности и эгоистичности меня так терзала, что только теперь, изливая эти чувствия на бумагу, я начинаю чувствовать некоторое облегчение. Итак, прости, милый Модя, что я себя больше люблю, чем тебя и вообще остальное человечество. Мне совестно также перед Лизаветой Мих[айловной]. Следовало бы непременно рублей сто насильно ей вложить в портмоне, чтоб она могла осуществить мечту о поездке в Париж. Ты, может быть, думаешь, что я ломаю самоотверженного человека. Нисколько! Я знаю, что самобичевание это бесплодно, ибо я всё-таки катаюсь, а ты сидишь дома с твоими долгами. Но мне по крайней мере легче сделалось, исповедав грехи. Теперь возвращаюсь в Венецию, с которой начал. Во-первых, холод здесь ужасный, и это мне нравится, потому что итальянскую жару я испытал в прошлом году. Во-вторых, гостиницы все переполнены иностранцами, и я с трудом нашёл комнатку, притом весьма невзрачную. В-третьих, Венеция такой город что если бы пришлось здесь прожить неделю, то на пятый день я бы удавился с отчаяния. Все сосредоточено на площади св. Марка. Засим куда ни пойдёшь, пропадаешь в лабиринте вонючих коридоров, никуда не приводящих, и пока не сядешь где-нибудь в гондолу и не велишь себя везти, не поймёшь, где находишься. По Canale Grande проехаться не мешает, ибо дворцы, дворцы и дворцы, все мраморные, один лучше другого, но в то же время один грязнее и запущеннее другого. Словом, совершенно как обветшалая декорация из 1-го акта «Лукреции». Зато палаццо дожей верх красоты и интересности, с романтическим ароматом совета десяти, инквизиции, пыток, ублиеток и т. п. прелестей. Я всё-таки избегал его ещё раз вдоль и поперек и для очистки совести побывал в других двух-трёх церквах с целой бездной картин Тициана и Тинторета, статуй Кановы и всяких эстетических драгоценностей. Но, повторяю, город мрачный, как будто вымерший. Не только лошадей, даже ни одной собаки я не видел. Сейчас получил ответную телеграмму из Милана: «Жизнь за царя» пойдёт не раньше 12 мая (по нов[ому] стилю) и я решаюсь завтра выехать прямо в ''Рим'', а потом в Неаполь, где буду ждать твоего письма. Целую Папашу, Лиз[авету] Мих[айловну] и тебя. | ||
{{right|П. Чайковский}} | {{right|П. Чайковский}} | ||
|Translated text= | |Translated text={{right|''[[Venice]]''<br/>17/{{sic|19|29}} ''April'' 1874}} | ||
Ha!... Look at the vignette and be furious, burst with envy. I walked around this square all day today. I'm awfully tired and decided to talk with you, [[Modenka]]. I went to [[Venice]] without stopping; except I had to spend the night in the loathsome Polish capital, [[Warsaw]], which wouldn't have happened if there had been an intelligent person who could have warned me that only the 4 o'clock train has a non-stop connection with the [[Warsaw]] train. My mood was very melancholy, but why? For many reasons, one of which is that I was guilty before you. Instead of wasting money and travelling abroad, I ought to have been paying off your debts, and [[Tolina]]'s too. But instead I'm scurrying off to enjoy the nature of the south. The thought of my stinginess and selfishness tormented me so much that only now, pouring out these feelings on paper, am I starting to feel some relief. So, forgive me, dear [[Modya]], for loving myself more than you and the rest of humanity in general. I'm also guilty before [[Lizaveta Mikhaylovna]]. She really ought to have had a hundred rubles stuffed into her purse so that she could fulfil her dream of a trip to [[Paris]]. Perhaps you are thinking that I am turning into a selfless person. Not in the least! I know that self-flagellation is fruitless, because I'm still travelling, while you're stuck at home with your debts. But at least I feel better for confessing my sins. Now I'll come back to [[Venice]], where I started. First of all, it's awfully cold here, which I like because I experienced the Italian heat last year. Secondly, the hotels are all crowded with foreigners, and I had difficulty finding a room, and a very nondescript one at that. Thirdly, [[Venice]] is the sort of city that if I had to live here for a week, then on the fifth day I would hang myself from despair. Everything is concentrated on St. Mark's Square. Thus, no matter where you go, you disappear into a labyrinth of stinking corridors that lead nowhere, and until you set in a gondola somewhere and order yourself to be driven, you won't understand where you are. It doesn't hurt to drive along the Canale Grande, because there are palaces, palaces and palaces, all in marble, one better than the other, but at the same time one is dirtier and more neglected than the other. In short, it's just like the dilapidated scenery from the 1st act of "Lucretia". But the Doge's Palazzo is the height of beauty and interest, with the romantic aroma of the Council of Ten, the inquisition, torture, oubliettes, and other such delights. Still, I gave it a wide berth again, and to clear my conscience, I visited two or three other churches with a whole pile of paintings by Titian and Tintoretto, statues of Canova, and all manner of aesthetic gems. But, I repeat, the city is dismal and almost dead. It wasn't just horses, I didn't even see a single dog. I've just received a reply to my telegram from [[Milan]]: "A Life for the Tsar" won't be going on any earlier than 12 May (new style), and I've decided to go straight to ''[[Rome]]'' tomorrow, and then on to [[Naples]], where I'll be waiting for your letter. I kiss [[Papasha]], [[Lizaveta Mikhaylovna]] and you. | |||
{{right|P. Tchaikovsky}} | |||
}} | }} | ||
{{DEFAULTSORT:Letter 0347}} | {{DEFAULTSORT:Letter 0347}} | ||
Latest revision as of 16:13, 28 April 2024
| Date | 17/29 April 1874 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Venice |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 36, л. 52–53) |
| Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 431–433 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 201–202 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 86–87 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 347–348 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 84–85 (English translation; abridged) |
| Notes | Original incorrectly dated "17/19 April" |
Text and Translation
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Венеция 17/19 апреля 1874 г[ода] На!.. Смотри на виньетку и злись, лопай с зависти. Сегодня я целый день гулял по этой площади. Устал ужасно и вздумал побеседовать с тобой, Моденька. Я безостановочно ехал до Венеции; только в омерзительной ляшской столице Варшаве пришлось переночевать, чего бы не было, если б нашёлся умный человек, могший бы предупредить меня, что только 4-х часовой поезд имеет безостановочное соединение с варшавским. Настроение духа было очень меланхолическое, а почему? по многим причинам, из которых одна заключается в том, что мне было совестно перед тобой. Вместо того, чтобы транжирить деньги и кататься за границу, мне бы следовало заплатить твои долги, а также Толины. А вместо того я мчусь наслаждаться южной природой. Мысль о моей скаредности и эгоистичности меня так терзала, что только теперь, изливая эти чувствия на бумагу, я начинаю чувствовать некоторое облегчение. Итак, прости, милый Модя, что я себя больше люблю, чем тебя и вообще остальное человечество. Мне совестно также перед Лизаветой Мих[айловной]. Следовало бы непременно рублей сто насильно ей вложить в портмоне, чтоб она могла осуществить мечту о поездке в Париж. Ты, может быть, думаешь, что я ломаю самоотверженного человека. Нисколько! Я знаю, что самобичевание это бесплодно, ибо я всё-таки катаюсь, а ты сидишь дома с твоими долгами. Но мне по крайней мере легче сделалось, исповедав грехи. Теперь возвращаюсь в Венецию, с которой начал. Во-первых, холод здесь ужасный, и это мне нравится, потому что итальянскую жару я испытал в прошлом году. Во-вторых, гостиницы все переполнены иностранцами, и я с трудом нашёл комнатку, притом весьма невзрачную. В-третьих, Венеция такой город что если бы пришлось здесь прожить неделю, то на пятый день я бы удавился с отчаяния. Все сосредоточено на площади св. Марка. Засим куда ни пойдёшь, пропадаешь в лабиринте вонючих коридоров, никуда не приводящих, и пока не сядешь где-нибудь в гондолу и не велишь себя везти, не поймёшь, где находишься. По Canale Grande проехаться не мешает, ибо дворцы, дворцы и дворцы, все мраморные, один лучше другого, но в то же время один грязнее и запущеннее другого. Словом, совершенно как обветшалая декорация из 1-го акта «Лукреции». Зато палаццо дожей верх красоты и интересности, с романтическим ароматом совета десяти, инквизиции, пыток, ублиеток и т. п. прелестей. Я всё-таки избегал его ещё раз вдоль и поперек и для очистки совести побывал в других двух-трёх церквах с целой бездной картин Тициана и Тинторета, статуй Кановы и всяких эстетических драгоценностей. Но, повторяю, город мрачный, как будто вымерший. Не только лошадей, даже ни одной собаки я не видел. Сейчас получил ответную телеграмму из Милана: «Жизнь за царя» пойдёт не раньше 12 мая (по нов[ому] стилю) и я решаюсь завтра выехать прямо в Рим, а потом в Неаполь, где буду ждать твоего письма. Целую Папашу, Лиз[авету] Мих[айловну] и тебя. П. Чайковский |
Ha!... Look at the vignette and be furious, burst with envy. I walked around this square all day today. I'm awfully tired and decided to talk with you, Modenka. I went to Venice without stopping; except I had to spend the night in the loathsome Polish capital, Warsaw, which wouldn't have happened if there had been an intelligent person who could have warned me that only the 4 o'clock train has a non-stop connection with the Warsaw train. My mood was very melancholy, but why? For many reasons, one of which is that I was guilty before you. Instead of wasting money and travelling abroad, I ought to have been paying off your debts, and Tolina's too. But instead I'm scurrying off to enjoy the nature of the south. The thought of my stinginess and selfishness tormented me so much that only now, pouring out these feelings on paper, am I starting to feel some relief. So, forgive me, dear Modya, for loving myself more than you and the rest of humanity in general. I'm also guilty before Lizaveta Mikhaylovna. She really ought to have had a hundred rubles stuffed into her purse so that she could fulfil her dream of a trip to Paris. Perhaps you are thinking that I am turning into a selfless person. Not in the least! I know that self-flagellation is fruitless, because I'm still travelling, while you're stuck at home with your debts. But at least I feel better for confessing my sins. Now I'll come back to Venice, where I started. First of all, it's awfully cold here, which I like because I experienced the Italian heat last year. Secondly, the hotels are all crowded with foreigners, and I had difficulty finding a room, and a very nondescript one at that. Thirdly, Venice is the sort of city that if I had to live here for a week, then on the fifth day I would hang myself from despair. Everything is concentrated on St. Mark's Square. Thus, no matter where you go, you disappear into a labyrinth of stinking corridors that lead nowhere, and until you set in a gondola somewhere and order yourself to be driven, you won't understand where you are. It doesn't hurt to drive along the Canale Grande, because there are palaces, palaces and palaces, all in marble, one better than the other, but at the same time one is dirtier and more neglected than the other. In short, it's just like the dilapidated scenery from the 1st act of "Lucretia". But the Doge's Palazzo is the height of beauty and interest, with the romantic aroma of the Council of Ten, the inquisition, torture, oubliettes, and other such delights. Still, I gave it a wide berth again, and to clear my conscience, I visited two or three other churches with a whole pile of paintings by Titian and Tintoretto, statues of Canova, and all manner of aesthetic gems. But, I repeat, the city is dismal and almost dead. It wasn't just horses, I didn't even see a single dog. I've just received a reply to my telegram from Milan: "A Life for the Tsar" won't be going on any earlier than 12 May (new style), and I've decided to go straight to Rome tomorrow, and then on to Naples, where I'll be waiting for your letter. I kiss Papasha, Lizaveta Mikhaylovna and you. P. Tchaikovsky |
