Letter 3838

Date	15/27 April 1889
Addressed to	Aleksey Suvorin
Where written	Tiflis
Language	Russian
Autograph Location	Moscow (Russia): Russian State Archive of Literature and Art (ф. 459)
Publication	Красный архив (1940), No. 3, p. 249–250 Советское искусство (29 March 1940), p. 4 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-А (1976), p. 95–97

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

15 апр[еля] 1889 г[ород] Тифлис Консульская улица, № 14 Многоуважаемый Алексей Сергеевич! Позвольте мне с полнейшею искренностью выразить то, что у меня уже давно на сердце, и вместе с тем просить у Вас заранее извинения, если письмо моё покажется Вам неуместным, неловким и неделикатным. В течение 3 месяцев я путешествовал по Западной Европе, приглашённый различными филармоническими и симфоническими обществами для дирижирования своими сочинениями в концертах их. Я появлялся на концертных эстрадах в Кёльне, Франкфурте, Дрездене, Берлине, Гамбурге, Женеве и Лондоне. В Париже на одном из концертов Châtelet я имел в качестве автора очень крупный успех. Теперь, по возвращении в Россию, мне стало известно, что ни об одном из этих концертов, сопровождавшихся большим или меньшим успехом, в русских газетах ничего не сообщалось. По крайней мере наиболее распространённая из них, «Новое время», упорно игнорировала меня. Не знаю, как это объяснить, и готов был бы думать, что в систематическом умалчивании обо мне не кроется никакой враждебности и все это есть лишь случайный недосмотр (хотя существуют специальные музыкальные газеты, получаемые в России, в коих известия о каждом моем концерте имелись), — если б не следующее обстоятельство. В двух нумерах «Нового времени» за последнее время были сообщения об огромном успехе пианиста г. Сапельникова в одном из концертов Лондонского филармонического общества. Почему-то, однако же, ни в том, ни в другом сообщении не сказано, что в концерте этом дирижировал я, что г. Сапельников играл моё произведение, что успех его разделил и я, что, кроме того, я исполнил там другое крупное сочинение, заслужившее шумное одобрение лондонской публики. Если б я не имел основания думать, что известия о моих успехах интересуют значительное число лиц в нашем отечестве, — то не решился бы беспокоить Вас, многоуважаемый Алексей Сергеевич! Но ведь дело не в том, что именно я удостоился внимания европейской публики, а в том, что в лице моем было оказано внимание, была чествуема вся русская музыка, все русское искусство. Если с такой подробностью ежедневно сообщаются сведения об успехах г. Чигорина, то почему же нельзя было хоть вкратце извещать публику о концертном путешествии русского музыканта? Мне кажется, что число людей, интересующихся русской Музыкой, не меньше, чем число любителей шахматной игры. Во время моих странствований, в письмах родных и друзей я часто встречал жалобы на отсутствие газетных известий обо мне, — но приписывал такое невнимание ко мне со стороны музыкальных сотрудников больших газет какой-нибудь случайности. Теперь, пробыв уже несколько времени в России, и особенно после двух сообщений о г. Сапельникове, в коих столь странно умолчание обо мне, я пришёл к убеждению, что игнорирование моих заграничных успехов есть результат, не знаю чем вызванной, враждебности. Если так, то я ещё раз повторю, что личность моя здесь ровно ни причем. Русская публика должна знать, что русский музыкант, кто бы он ни был, с честью и почётом поддержал знамя отечественного искусства в больших центрах Европы. Очень может быть, что все, что я пишу Вам, покажется Вам мелочным, недостойным Вашего внимания, — в таком случае разорвите моё письмо и забудьте о нем. Если же нет, то просьба моя состоит в том, чтобы в «Нов[ом] вр[емени]» появилось хотя несколько строк о том, что я не посрамил русского имени на чужой стороне. Я бы желал, чтобы о настоящем обращении моем к Вам никому, кроме разве Вашего музыкального сотрудника, не было известно. Ни за что бы в мире не написал я этого письма, если б не был поддерживаем воспоминанием о том, как сердечно и сочувственно Вы отнеслись ко мне несколько лет тому назад и как я был тогда тронут вниманием Вашим. Примите, многоуважаемый Алексей Сергеевич, уверение в истинном моем уважении. П. Чайковский

15 April 1889 City of Tiflis Consular Street, No. 14 Most respected Aleksey Sergeyevich! Permit me to express with complete sincerity what has been in my heart for a long time, whil at the same time, I apologise in advance to you if my letter seems to you to be inappropriate, awkward and indelicate. Over the course of 3 months I travelled around Western Europe, at the invitation of various philharmonic and symphonic societies, to conduct my works in their concerts. I appeared on the concert platforms of Cologne, Frankfurt, Dresden, Berlin, Hamburg, Geneva and London. At one of the Châtelet concerts in Paris, I had a very major success as an author. Now, upon returning to Russia, I have begun to learn that not a word about these concerts, whether accompanied by greater or lesser success, was reported in the Russian newspapers. At least, the most widely circulated of them, "New Time", obstinately ignored me. I do not know how to explain this, and I should have been prepared to think that there was no covert hostility in the systematic silence about me, and that all of this was merely an accidental oversight (although specialist musical newspapers are circulating in Russia, in which information about each of my concerts could be found) — were it not for the following circumstance. Two recent numbers of "New Time" included reports about the enormous success of the pianist Mr Sapelnikov at one of the concerts of the London Philharmonic Society. For some reason, however, neither report mentions that I was the conductor at this concert, that Mr Sapelnikov played my work, that I shared in his success, and that, furthermore, I performed another major composition there, which earned the noisy approval of the London audience. Had I not had reason to think that news of my successes was of interest to a significant number of people in our fatherland, then I would not have ventured to trouble you, most respected Aleksey Sergeyevich! But the fact as that it was not I who received the attention of the European public, but through my person they were paying attention to all Russian music, and all Russian art was being lauded. If Mr Chigorin's successes are reported in such detail every day, then why was it not possible to inform the public at least briefly about a concert tour by a Russian musician? It seems to me that the number of people interested in Russian music is no fewer than the number who like games of chess. During my travels, in letters from relatives and friends, I frequently encountered complaints about the lack of news about me in the newspapers, but I attributed such inattention to me on the part of the musical employees of large newspapers to some happenstance. Now, having already spent some time in Russia, and particularly after the two reports about Mr Sapelnikov, in which there is such a strange silence about me, I have come to the conclusion that my successes abroad being ignored is the result of hostility, whose cause is unknown to me. If so, then I shall repeat once again that my personality has absolutely nothing to do with it. The Russian public should know that a Russian musician, whomsoever he may be, carried the banner of Russian art in the large centres of Europe with honour and respect. It may very well be that everything I write to you will seem to you to be petty, unworthy of your attention — in which case, please tear up my letter and forget about it. If not, then I ask that at least a few lines appear in "New Time" about the fact that I did not disgrace the name of Russia abroad. I should like nobody, except perhaps your musical staff, to know about my present address to you. There is no way in the world that I would have written this letter, had I not been encouraged by the memory of how warmly and sympathetically you treated me several years ago, and how touched I then was by your attention. Please, most respected Aleksey Sergeyevich, accept the assurance of my genuine respect. P. Tchaikovsky