Letter 4059

Date	5/17 March 1890
Addressed to	Anna Merkling
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 358–359 (abridged) П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 239 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-Б (1977), p. 89–90
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (signature omitted)

Text

Based on a handwritten copy in the Klin House-Museum Archive, which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

17/5 марта 1890 г[ода] Милая Аня! Все твои письма получаю и читаю их с тем большим удовольствием, что ты едва ли не единственный из моих корреспондентов, которая так мила, что прощает мне моё редкое и скверное писание. Но сама посуди, Аня, могу ли я в самом деле по душе с кем-либо письменно побеседовать в такое время, когда у меня столько работы, что даже трудно поверить, чтобы можно было её вынести. Но, слава Богу, выношу! Представь себе, что оперу-то ведь я кончил. Теперь предстоит большой спех с фортепьянным переложением, ибо в нем особенно нуждается театр, — а затем летом пойдёт инструментовка — работа сравнительно приятная и лёгкая. Но возвращаюсь к вопросу о моей письменной несостоятельности. Я работаю неустанно весь день и только вечером даю себе свободу. Но тут является такая усталость, что я иначе не могу писать, как делая над собой невероятное усилие, следствием чего бывает головная боль, плохой сон и т. д. Такая корреспондентка, как Эмма, которая ведёт жизнь совершенно праздную, не может этого понять и в отношении ответов на её письма очень требовательна. Впрочем, про такую хорошую личность даже и немножко неблагоприятно отзываться не следует. Я не согласен с тобой, что она у Анатолия будет не кодвору. Мне кажется, что она только тогда и будет вполне сама собой, когда у неё будет серьёзное дело. Теперь же она стала старой девой немножко, т. е. любит собачек и Петра Ильича. В её воспитательскую компетенцию я совершенно верю, и Дина, по-моему, ровно ничего не доказывает. Она по природе не особенно изящна, и никакое воспитание тут ничего не могло бы сделать. То, что ты пишешь про Мери, справедливо только отчасти: она действительно суховата, — но я ставлю ей в большое достоинство, что она не делает и не выказывает больше того, что чувствует. Она очень пряма. А вот её ужасный недостаток — это мания аристократизма! Тут ужни чего не поделаешь. Я получил полное отвращение к жениху Кати Карцовой. То, что ты рассказываешь про масло, просто ужасно! Я ненавижу его! Бедная Катя!!! Мне не только не скучно было читать, как ты передала гениально способ исполнения Тамарой французской песенки, но напротив, это доставило мне большое удовольствие. Боже, как дети очаровательны! Лучше их разве только маленькие собачки. Но те — просто перл создания. Здесь есть порода собачек, у нас совершенно неизвестная, Lupetto, и на Lungarno часто продают щенков этой породы. Ну что это за очарование! Если б не ненависть моего Алексея к собакам (а раз что слуга их не любит, им не житье), я бы не удержался и купил. Милая Аня! Что тебе сказать про себя? Оперу кончил; теперь, как выше сказано, спешно перекладываю её для фортепьяно, а потом, вероятно, уеду в Россию. Хотел я ехать в Рим, но теперь сезон в разгаре, и мои попытки найти там отдельное помещение, как здесь, не увенчались успехом. Я решился остаться во Флоренции на основании непреложной истины, что «от добра добра не ищут». Здесь мне хорошо работается и помещение у меня удивительное. Относительно портрета 7, ей-Богу, я упустил из виду, что тебе желательно иметь. По приезде, честное слово (не так, как Катин жених с его пудом масла и аршинной стерлядью), дам тебе чудный портрет от Пазетти. Целую ручки! Всем вам поклон.