Letter 1019

Date	12/24 December 1878
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1520)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 480 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 534–535

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Флоренция 24/12 д[екабря] 1878 Хорошо, что я сел тебе писать теперь, а не утром. Я уже немножко успокоился, — а то тебе досталось бы на орехи. Я получил твоё письмо и читал его с невыразимым удовольствием (форма дневника чудесная), как вдруг в конце нашёл пассаж с старым Кольрейфом, который меня удивил, рассердил и разозлил. Ты знаешь, как иногда я из пустяков раздражаюсь по поводу писем. Может быть, это оттого, что нельзя сейчас же отозваться на раздражившее известие. Ты пишешь мне, что не плюнул в рожу Кольрейфу, а напротив, рассыпался в благодарностях. Признаюсь тебе, что хотя я и сам страдаю отсутствием того, что ты называешь гражданским мужеством, но у тебя это отсутствие переходит за границы дозволенного. Плевать в рожу Кольрейфу было, конечно, излишне, но ещё более излишни благодарности. Следовало просто сказать, что того, что он предлагает, не нужно, — и больше ничего, и сказать это тут же, сейчас, а не писать на другой день. Да и написал ли ты? Ты в подобных случаях бываешь крайне легкомыслен и беспечен. Прошу и умоляю тебя, если ты не написал, то сейчас же написать, что так как я о разводе вовсе не помышляю, — то его шпионничанья вовсе не нужно. Меня мороз подирает по коже, когда я подумаю, что плюгавый старичишка уже начал подбираться к этой гадине, а эта гадина (несмотря на глупость, очень хитрая) узнала об этом и всем кричит, что я подсылаю к ней шпионов. Ведь мне только то и нужно, чтобы она знала, что я думаю о ней столько же, сколько о прошлогоднем снеге. Только полным игнорированием её я могу добиться чтобы она лишилась всяких надежд и навсегда оставила в покое как меня, так и всех Вас. Я хотел сгоряча писать и Альбрехту, и Поликсене Ивановне и т. д. Но теперь одумался и прошу только тебя, Модя, непременно и сейчас же написать. Очень может быть, что все это с моей стороны болезненное и пустое только раздражение. Но стоит только упомянуть имя гадины, чтоб я тотчас почувствовал себя сумасшедшим, раздражённым донельзя. Имя этой твори причиняет мне просто какую-то физическую боль, и я тебя умоляю без нужды никогда не упоминать обо всей этой пакости. Прости, что выругался, — но у меня теперь отлегло от сердца. Письмо это сверх абонемента. Ради Бога, продолжай мне писать такие же чудные письма, но не заканчивай их подобным финалом. Я вообще сегодня зол. Да и есть с чего. Сюиты я все ещё не получаю. П. Чайковский Теперь пиши в Париж, Hôtel de Hollande

Florence 24/12 December 1878 It's a good thing that I sat down to write to you now, and not in the morning. I'm now somewhat calmer — otherwise you would have been in for it. I received your letter and was reading it with inexpressible pleasure (the form of the diary is wonderful), when suddenly at the end I found the passage with old Kohlreif, which surprised, upset and infuriated me. You know how sometimes I can be upset by trifling matters in letters. Perhaps this is because I cannot respond immediately to disturbing news. You write to me that you did not spit in Kohlreif's face, but, on the contrary, showered him with gratitude. I confess to you that although I myself suffer from a lack of what you call civic courage, in your case this lack transcends the bounds of propriety. Spitting in Kohlreif's face would, of course, have been excessive, but offering gratitude even more so. You ought to simply have said that what he was offering was not required, and nothing more, and to have said it then and there, not in writing the next day. And did you even write? In such instances you are extremely frivolous and thoughtless. I beg and implore you, if you haven't written, then write immediately that since I am not contemplating divorce at all, then his espionage is not required at all. My blood runs cold when I think that this lascivious old man has already begun pursuing this viper, and then this viper (who, despite its stupidity, is very cunning) finds out about it and cries out to everyone that I am sending spies to it. Really, I need her only to know that I give her about as much thought to her as I do about last year's snow. Only by completely ignoring her can I make her lose all hope, and leave me and all of you alone for good. In the heat of the moment I wanted to write to Albrecht and Poliksena Ivanovna, etc. But now I've come to my senses, and I only ask you, Modya, to wrote without fail and immediately. It may very well be that this is simply morbid and futile irritation on my part. But as soon as the viper's name is mentioned, I immediately feel a madness and exasperation beyond measure. This creature's name simply causes me some sort of physical pain, and I beg you to never mention all this crap unnecessarily. Sorry for swearing — but my heart is easier now. This is an extranumerary letter. For God's sake, keep writing me such wonderful letters, but do not conclude them with such a finale. I am furious in general today. And for good reason. I still haven't received the suite. P. Tchaikovsky Write to me in Paris now, Hôtel de Hollande.