Letter 1024

Date	15/27 December–16/28 December 1878
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2861)
Publication	П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 549–550 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 543–545 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 416–417 (English translation; abridged)

Text

Russian text (original)

Villa Bonciani 27/15 д[екабря] 1878 12½ часов ночи Необыкновенно грустный день! Вы не можете себе представить, дорогой, чудный друг, до чего с Вашим отъездом здесь стало невыносимо грустно. Мне так горько было озаглавить это письмо виллой Bonciani и знать, что оно уже не пойдёт в Вашу виллу, — а в Вену. Viale dei Colli сделалась невыразимо пуста, скучна, потому что Вас нет! Признаюсь Вам, что я даже не ожидал, чтоб до такой степени с отъездом Вашим жизнь моя здесь утратила всякий смысл, уже не говоря о прелести! А между тем я не мог сегодня уехать, чтобы поскорее переменой места и движением сбросить с себя охватившую меня грусть. Посылка всё-таки не пришла. Это немало тоже способствовало к ухудшению состояния моего духа. Что мне делать? Это начинает походить на какую-то насмешку. Я решился подождать до завтра утром, и если её опять не будет, я уеду, оставивши свой адрес Гектору и почтальону. Погода дурная, целый день с краткими перерывами, шёл дождь. Я только что возвратился из театра. Давали очень забавную пьесу «Вébé», перевод с французского, — но опять-таки я нашёл весь мужской персонал очень слабым. Они все очень пересаливали комические положения. Удовольствия было мало, и мне было грустно сидеть в театре, где ещё третьего дня я Вас видел. Возвращаясь назад и проезжая мимо виллы Оппенгейма, я с невыразимой грустью посмотрел на Ваше покинутое жилище. А утром сегодня как странно было не увидеть в 12-ом часу сначала милую собаку, всегда являвшуюся предвестницей Вашего появления, потом детей, потом, наконец. Вас самих! Пока Вы здесь были, я привык смотреть на Viale dei Colli как на нераздельную принадлежность Вашу и мою. Теперь она сделалась чужой! Я не пойду на Вашу виллу. Во-первых, все переставлено и, следовательно, утратило свою притягательную силу, во-вторых, я боюсь оппенгеймского цербера, и его сопровождение по вилле парализовало бы всякое удовольствие. От скуки я сегодня пытался заняться, как бы Вы думали чем? Стихотворством и начал сочинять стихотворение, мысль которого уже давно сидела у меня в голове. Увы! кропать стихи для меня во сто раз труднее, чем написать самую сложную фугу! Тем не менее, я хочу непременно докончить эти стихи и пришлю их Вам. Не правда ли, дикая мысль — убивать время стихокропательством? Да и вообще убивать время такое непривычное и непривлекательное для меня занятие! Вы теперь в Триесте и спите. Покойной ночи Вам, дорогая моя. Я дождусь 12 часов утра, чтобы написать Вам, пришла ли наконец посылка. До свиданья. П. Ч. Суббота. 28/16 д[екабря] 1878 Посылки нет! Я решаюсь уехать, в надежде, что если судьба будет ко мне благосклонна, то рукопись моя доедет, наконец, и до Парижа. Я получил письмо от Юргенсона, в котором он сообщает мне музыкальные известия Москвы. В последнем концерте имел большой успех голландский виолончелист Гольман. 6-го декабря должны были идти, в виде обычного ежегодного сюрприза, полтора действия моего «Онегина», но по болезни певицы, исполняющей роль Татьяны, представление отложено до сегодня, 16-го. Юргенсон слышал, что певица эта, сверх всякого ожидания, оказалась очень хороша и на репетициях приводила всех в изумление: никто не ожидал этого. Мужчины, и в особенности Ленский, плохи. Рубинштейн в разговоре с Юргенсоном отозвался об «Онегине» очень восторженно и сказал, что это лучшая моя вещь. Погода и сегодня грустная, — но это даже меня радует, так переход от итальянского климата к скверному парижскому будет менее чувствителен. Следующее письмо буду Вам писать уже из Парижа. До свиданья, дорогой друг! Желаю Вам поскорее устроиться и дождаться Ваших мальчиков. Ваш П. Чайковский