Letter 1066

Tchaikovsky Research
Date 10/22 January–11/23 January 1879
Addressed to Modest Tchaikovsky
Where written Clarens
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1529)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 252 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 509–510 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 205–206 (abridged)
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 39–40
Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 200–201 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Clarens
22/10 я[нваря] 1879 г[ода]

Затруднительно писать дневник, когда жизнь так однообразна. Вставать было очень холодно и мучительно занимался успешно. Я пишу сегодня дуэт Дюнуа с Королем и имею слабость восхищаться одной мелодией в партии Короля до того, что она непрерывно мной поётся с присущею мне страстностью и прочувствованностью исполнения. Она написана на следующий текст:

Чудные мгновенья!
Сладкие томленья!
Ах! забыл для счастья,
И престол и власть я!
Нежные признанья,
Страстные лобзанья,
Светом озарили,
Блеском ослепили,
От очей сокрыли
Бедствия отчизны!

Ты видишь, что стихи мой довольно топорные, но это не везде так. Местами вышло удачно. Алёша все ещё не совсем здоров, — у него упорный флюс, и я опять гулял один. Ходил по дороге к Веве, потом повернул в горы, шёл по очень милым и совершенно одиноким местам и вышел около Chateau des Crètes. После гулянья давал урок франц[узского] языка Алёше. Я купил ему Оллендорфа, и мы проходим по этому руководству. Он учится очень хорошо, но боже, какой ужасный и совершенно неисправимый выговор! Ты скажешь, что умнее было бы заниматься с ним русским языком, который у него плохо идёт, и это совершенно верно. Но он помешался на французском языке, и я счёл излишним препятствовать ему. Прочитавши милейшее письмо Юргенсона, сел за ненавистную работу, т. е. либретто. Часа три возился с текстом второй половины дуэта Короля с Дюнуа, но вышел победителем. За ужином было много хохоту с Marie. Я продолжаю питать большой penchant к этой милой девице. Вечером чувствовал свои нервы в очень возбуждённом состоянии от усталости и напряжения, ибо, кроме утренней работы и либретто, я писал большое ответное письмо к Н[адежде] Ф[иларетовне], которая просила меня подробно рассказать ей либретто оперы. Боялся, что проведу бессонную ночь (я уже давно перестал пить вино перед сном), но оказалось, что заснул очень скоро и спал отлично.


23/11 я[нваря] 1879
Четверг

Бедный Ленька всю ночь промучился с своим флюсом, но зато к утру заснул крепко и проснулся совершенно здоровый опухоль начинает спадать. Кончил дуэт, которым весьма доволен, но вторая половина далась мне с некоторым трудом. Что первое действие я уже кончил, — это ты знаешь. Теперь мне остаётся сделать первую, меньшую, половину второго (вторую половину я сделал во Флоренции), и таким образом у меня дня через три будут готовы два действия. Ведь это очень недурно, а я все недоволен, все ужасаюсь перед бесконечностью труда! В сущности, это лень. Хочется поскорее завоевать право ничегонеделанья. Когда кончу 2-е действие, съезжу с Алёшей проветриться в Женеву на одни сутки. Гулял с Алёшей и давал ему потом урок фр[анцузского] яз[ыка]. Потом перед самым ужином была партия в дурачки, — ну, словом, как всегда. Теперь ужин только что кончился, пишу это письмо и потом примусь за чтение «Доррит». Боже, как это хорошо! Если ты не читал, то тотчас же купи и читай. Целую тебя с необычайной крепостью. Пожалуйста, пиши дневник, как прежде. Последним твоим письмом я недоволен.

Твой П. Чайковский

Clarens
22/10 January 1879

Writing a diary is difficult when life is so monotonous. It was very cold when I rose, and painful to working successfully. Today I'm writing the duet for Dunois with the King, and I have a weakness for a particular melody in the King's part, to the point that I sing it continually with my own passion and sentiment. It's set to the following text:

Wonderful moments!
Sweet agonies!
Oh for happiness
I forgot the throne and power!
Tender confessions,
Passionate kissing,
Enlightened my life,
Blinded by the light,
And hidden from my view,
The calamity of the fatherland!

You see that my rhymes can be rather clumsy, but this isn't always the case. Some places have turned out well. Alyosha is still not completely well — he has a persistent gumboil, and I strolled alone again. I walked along the road to Vevey, then turned towards the mountains, walking through some very nice and completely isolated places, coming out near Chateau des Crètes. After the stroll I gave Alyosha a French lesson. I bought him an Ollendorff, and we are working way through this guide. He studies very well, but God, he has an awful and utterly incorrigible accent! You will say that it might be wiser to teach him Russian, which he doesn't speak well, and this is perfectly true. But he had his mind set on the French language and I didn't see any reason to stop him. After having read a very nice letter from Jurgenson, I sat down to the loathsome task, i.e. the libretto. I spent three hours tinkering with the text of the second half of the duet between the King and Dunois, but emerged victorious. There was much laughter at supper with Marie. I continue to harbour a great penchant for this sweet girl. In the evening, my nerves felt in a very agitated state from fatigue and tension, because, in addition to the morning work and the libretto, I wrote a long letter in reply to Nadezhda Filaretovna, who asked me to describe the opera's libretto in detail. I was afraid that I would spend a sleepless night (I long ago stopped drinking wine before bed), but it turned out that I fell asleep promptly and slept perfectly.


23/11 January 1879
Thursday

Poor Lyonka was up all night with his gumboil, but then in the morning he fell sound asleep and woke up completely well, the swelling having begun to subside. I finished the duet, which I was very pleased with, although I found the second half somewhat difficult. I've already finished the first act, as you know. Now all that remains is for me to do the smaller half of the second (I did the second half in Florence), and thus in three days the first two acts will be ready. This is really very decent, but I'm still dissatisfied, and still horrified by the endless labour! The fact is, this is laziness. I want to quickly earn the right to do nothing. When I finish the 2nd act, I'll go for a day in Geneva with Alyosha for some fresh air. I went for a stroll with Alyosha and then gave him a French lesson. Then just before supper we had a game of durak — with the usual outcome. Now that supper has just finished, I'm writing this letter and then I'll start reading "Dorrit". God, how good this is! If you haven't read it, then buy it and read it immediately. I kiss you extraordinarily hard. Please keep writing your diary as before. I was dissatisfied with your last letter.

Yours P. Tchaikovsky