Letter 1073

Date	18/30 January 1879
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Clarens
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 504)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 255–256 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 30–32 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 51–53

Text

Russian text (original)

Clarens 30/18 янв[аря] 1879 г[ода] Дорогой друг мой! Вчера перед самым отъездом в Женеву получил письмо Ваше. Как мне благодарить Вас за вечные заботы обо мне? Я несказанно радуюсь нотам, посылаемым Вами мне, ибо они попали как раз в то время, когда мне захотелось, чтобы отвлечься от собственной музыки, поиграть что-нибудь интересное и новое. Одно только досадно, — что нет никого, с кем бы можно было поиграть в 4 руки. Придётся читать глазами симфонию Гольдмарка и увертюру Свендсена. Как я завидовал Вам, читая про Ваши музыкальные впечатления от квартета Беккера и оркестра Рихтера! Последний есть именно тот, который 2 года назад исполнял мою увертюру «Ромео и Юлия» и был за эту смелость наказан, ибо увертюра была дружно ошикана. В прошлом году этот же Рихтер хотел играть мою 3-ю симфонию и на репетиции пробовал её, но члены Филармонического общества протестовали. Почему? — не знаю. Как бы то ни было, но в душе моей я питаю невыразимую благодарность к граждански мужественному капельмейстеру, пытавшемуся бороться с предубеждением Европы против всего идущего из ненавистной России. Поездка моя в Женеву не доставила мне ни малейшего удовольствия. Концерт, на котором я присутствовал, мало интересный по программе (симфония Шпора, танцы из оперы Спонтинии «Эврианта»), произвёл на меня, по исполнению и по всей обстановке, впечатление чего-то очень комического. Особенно смешон был капельмейстер, приходивший в такой азарт, что местами с телом его делались какие-то конвульсии. Самый оркестр очень плох. Вообще, насколько я люблю берег Женевского озера, начиная от Веве и кончая Вильневом, настолько мало мне симпатична хорошенькая, но наводящая уныние Женева. В отеле, где я остановился, со мной поступили по-разбойнически, т. е. с горя, что в этот сезон у них мало постояльцев, они набросились на меня с усердием, достойным лучшей цели. Цены непомерные. Я вернулся сюда с новым наплывом любви и привязанности к вилле Ришелье, где мне так хорошо и где между тем так дёшево. Я не могу достаточно нахвалиться деликатностью, добросовестностью моей милой хозяйки. По поводу нашей сюиты я должен у Вас просить прощение, добрый друг! Но клянусь Вам, что я её окончу и приведу в полный порядок не позже этой весны. Теперь же, ради Бога, позвольте мне продолжать оперу. Мне в высшей степени было бы трудно оторваться от неё. Я слишком разбежался, так сказать, и остановить этот бег было бы даже нехорошо для оперы. Я хотел бы не отрываться от неё, пока не напишу двух капитальных и труднейших любовных сцен (первые картины. 3-го и 4-го действий), но как только я с ними справлюсь, то тотчас же примусь за сюиту. Ради Бога, простите меня, дорогая моя, за то, что я решаюсь немножко отложить её. В Женеве мне попалась в руки статья «Нового времени», где опять нападают на Н. Г. Рубинштейна. Юргенсон пишет мне, что он до крайности раздражён. Я решился со своей стороны сделать что-нибудь для него и с этой целью написал сейчас письмо к Стасову (музыкальному сотруднику), прося его разъяснить редактору Суворину что нельзя с таким упорством и такой злобой преследовать человека, во всяком случае оказавшего показывающего большие услуги русскому искусству . До свиданья, милый друг мой. Познакомившись с присланными Вамп нотами, я выскажу Вам об них своё мнение. Тысячу раз благодарю Вас. П. Чайковский