Letter 116

Tchaikovsky Research
Date 16/28 April 1868
Addressed to Aleksandra Davydova
Where written Moscow
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 16, л. 46–49)
Publication Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 274 (abridged)
П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 106–107
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 135–137

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
16 апреля 1868 год[а].

Милая Сашура!

Приехав из Питера, я нашёл здесь твоё письмо, и, несмотря на муки совести, опять-таки ленился в течение целой недели и лишь по истечении нескольких дней сажусь тебе сказать, что я люблю тебя так же сильно и крепко, как прежде и как всегда! И можешь ли ты серьёзно сомневаться в этом? Я просто ленив, ленив и ленив. Чтоб доказать тебе, что я тебя люблю, может быть, гораздо больше, чем ты думаешь, скажу тебе, об чем я постоянно мечтаю. Ты, может быть, замечала из моих разговоров, что я страстно интересуюсь тою тихою, лишённою весёлой суеты жизнью, на какую обречены люди, живущие в деревне. Тебе, может быть, рассказывала Вера, что мы шутя говорили с ней часто о каких-то наших будущих хуторах, где мы будем тиха доживать свой век. Что касается до меня, это совсем не шутка, я действительно страстно привязался к этой мысли, и вот откуда все это происходит. Несмотря на то, что до старости мне ещё далеко, я положительно человек утомлённый жизнью. Не смейся; если б ты жила со мною постоянно, ты бы в этом легко убедилась. Люди, меня окружающие, изумляются моей неразговорчивости, часто находящей на меня хандре, тогда как в сущности мне жить совсем не дурно. По-видимому, что же нужно человеку, который обставлен хорошо в материальном отношении, которого любят, который на своём поприще оказался и всеми признается человеком недюжинным? И вот, несмотря на все эти благоприятные обстоятельства, я избегаю всякого рода обществ, не в состоянии поддерживать всевозможных знакомств, люблю уединяться, молчать и т. п. Все это объясняется выше реченною усталостью жить. Вот в такие-то минуты, когда я не только ленюсь говорить, на даже думать, — я мечтаю о какой-то блаженной, преисполненной тихих радостей жизни, и эту-то жизнь не могу себе иначе представить, как около тебя. И ты не сомневайся в том, что рано или поздно тебе придётся уделить частичку твоих материнских забот на состарившегося и усталого братца. Ты, может быть, подумаешь, что подобного рода душевное состояние приводит человека к желанию жениться. Нет, милая будущая сожительница! Опять-таки от усталости мне лень заводить какие-то новые супружеские отношения, лень стать во главе семейства, лень взять на свою ответственность судьбу жены и детей. Словом, брак для меня немыслим. В какой форме совершится моё присоединение к твоему семейству, — этого ещё не знаю; буду ли владельцем хутора в твоём соседстве или просто буду твоим нахлебником, — решит будущее. Несомненно то, что для меня немыслимо это будущее блаженство без тебя. Как ты думаешь, доказывается ли из предыдущего моя любовь к тебе? Итак, никогда не сомневайся во мне. Как ни эгоистичны мои расчёты на тебя, а в них читается самое твёрдое чувства любви и дружбы.

Но довольно об этом.

В Петербурге время я провел очень приятно. Одно, что меня мучит и тревожит, — это Вера. Научи и наставь меня: что мне делать и как поступать в отношении её? Я хорошо понимаю, чем бы эта все должно бы была окончиться, — но что прикажешь делать, если я чувствую, что я бы возненавидел её, если б вопрос о завершении наших отношений бракам сделался серьёзным. Я знаю, что она из гордости, а другие па неведению или па посторонним соображениям нимало не воображают об этом, но я знаю также, что, несмотря ни на какие препятствия, я бы должен был принять на себя инициативу в этом деле и благоприятное решение его считать для себя величайшим счастьем, ибо таких чудных созданий, как она, — нет. Но я так подл и так неблагодарен, что не могу поступить, как бы следовала, а мучаюсь ужасно. Помоги мне успокоиться и, ради Бога, разорви эта письмо.

Папаша здоров и весел; это на меня производит самое отрадное впечатление. Братьями я весьма доволен. Как-то ты поживаешь, мой друг? Надеюсь в скором времени получить приятное известие о твоём благополучном разрешении. Летом еду за границу; во всяком случае напишу тебе, когда эта решится окончательна. Когда-то мы увидимся? Целую и обнимаю тебя, милая Сашура, Леву и детей тоже. Кланяйся Л[изавете] В[асильевне] и Н[иколаю] В[асильевичу].

П. Чайковский

16 April 1868.

Dear Sashura!

On arriving from Piter, I found your letter here, and, despite my twinge of conscience, I was typically lazy for a whole week, and it's only after a few days have elapsed that I'm sitting down to tell you that I love you as much and as staunchly as before and always! And can you seriously doubt this? I'm simply lazy, lazy and lazy. To show you that I love you, perhaps far more than you think, I'll tell you what I'm constantly dreaming about. Perhaps you've noticed from my conversations that I am passionately interested in that quiet life, devoid of cheery commotion, to which people living in the country are condemned. Vera may have told you that we often talk jokingly about some of our future farmsteads, where we would quietly live out our live. As far as I am concerned, this isn't a joke at all, and I have actually become passionately attached to this idea, and that's where it all comes from. Despite the fact that I'm still a long way off old age, I am absolutely someone who is tired of life. Do not laugh; if you lived with me constantly, you would easily be convinced of this. The people around me are astonished at my taciturnity and the melancholy that frequently overcomes me, when in fact my life isn't at all bad. What else could a person need who is well-off materially, who is loved, who has found himself in his field, and who is recognised by everyone as a remarkable person? And so, despite all these favourable circumstances, I shun all sorts of company, I cannot keep up every possible acquaintance, I prefer solitude, silence, etc. All this is explained by the aforementioned tiredness of life. It's in moments like these, when I'm not just too lazy to speak or even think, that I dream of some sort of blissful live, full of quiet joys, and I can't imagine such a life otherwise than being around you. And be in no doubt that sooner or later you'll have to devote some of your maternal care to your old and worn out brother. You might think that this sort of condition of the spirit would lead a person to want to marry. No, my dear future landlady! It's that tiredness again, I'm too lazy to start any new marital relationships, too lazy to become the head of a family, too lazy to take responsibility for the fate of my wife and children. In short, marriage is unthinkable for me. Just how my joining your family will take place, I don't yet know; whether I'll be the owner of a farm in your vicinity, or simply be your parasite — the future will decide. What is certain is that this future bliss without you is unthinkable for me. Do you think the above proves my love for you? And so, never doubt me. No matter how selfish my calculations for you may be, they contain the strongest feelings of love and friendship.

But enough of this.

I spent my time in Petersburg most pleasantly. There's one thing that torments and worries me — that's Vera. Guide and instruct me: what should I do and how should I behave in relation to her? I well understand how this would all have to end, but what should I do when I feel that I would hate her if the question of consummating our relationship and marriage became serious? I know that she, out of pride, and others, out of ignorance or due to extraneous considerations, don't imagine this at all — but I also know that, despite any obstacles, I would have to take the initiative in this matter myself, and consider a favourable decision to bring the greatest happiness for myself, for there are no such wonderful creatures as her. But I am so vile and ungrateful, that I cannot behave as I ought to, and I'm awfully tormented. Help me find peace and, for God's sake, tear up this letter.

Papasha is well and cheerful; this has the most gratifying effect one me. I'm very pleased with the brothers. How are you living, my friend? I hope to soon receive pleasant news about your successful resolution. I'm going abroad in the summer; in any case, I'll write to you when this is finally decided. When will we see each other? I kiss and hug you, dear Sashura, Lyova and the children too. Regards to Lizaveta Vasilyevna and Nikolay Vasilyevich.

P. Tchaikovsky