Letter 1220

Date	29 June/11 July 1879
Addressed to	Aleksandra Davydova
Where written	Nizy
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 80–83)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 594–597 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 273–275

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Низы 29 июня Вчера получил твоё с нетерпением ожидаемое письмо, милая моя Саша! Как тебе не стыдно делать предположение, что я неохотно возвращусь в Каменку? Совершенно наоборот. Я только об том и думаю, как бы поскорее вернуться к Вам. Только в Каменке я чувствую себя вполне покойным и счастливым и теперь больше чем когда-нибудь убедился в том, что мне не следует подолгу гостить где бы то ни было. Я начинаю невообразимо скучать здесь и вчера вечером у меня даже впервые после долгого периода времени сильно расстроились нервы. По случаю именин моих и праздника со вчерашнего вечера сюда наехало множество народа: все разные родственники и братья Кондратьева. К концу вечера они мне все до того надоели, до того показались чужды и далеки от меня, что я должен был делать над собой усилия, чтобы не говорить им неприятностей, и очень рано ушёл в свою комнату. Спал тяжело и сегодня проснулся с сильною головною болью, которая и теперь меня терзает. Поговорим о больном. После моего письма к тебе случилось следующее. Бочечкаров узнал, что здесь в окрестностях живёт знахарка, и пожелал лечиться у неё. Привезли бабу, и она тотчас же предприняла следующее лечение: 1) Водка, приправленная сассанателью, перцем и можжевельником, — принимать по 3 раза в день; 2) Пиво с мёдом—принимать по два стакана вдень; 3) Напиток из можжевельника и 4) Натиранье живота водкой с уксусом. Запретила ему открывать окна и велела лежать под одеялами и пледами, чтобы потеть. Сначала больной подчинился охотно, но водка причин яла ему боль и тошноту, а в комнате, сделалась нестерпимая духота. Наконец на 3 день все это ему опротивело и он прогнал бабу. Случился в этот день в гостях у Кондр[атьева] доктор, не прежний, а другой, и он пожелал лечиться у этого доктора, который объявил, что леченья никакого не надо, и лишь запретил много есть. Доктор этот, впрочем, очень плохой, и я не поверил ему, когда он объявил, что через две недели больной умрёт. Судя по всему, Бочечкаров если и не выздоровеет, то и не скора умрёт: — натура у него очень крепкая. Между тем я с нетерпением ожидал твоего письма, которое, наконец, пришло вчера. Разумеется, с сегодняшнего дня начато предписанное тобой леченье. Только молоко он сегодня будет пить ещё без известковой воды. Собственно, перемен ни к худшему, ни к лучшему во все это время с больным не было. Только в те два дни, когда лечила бабка, он казался ещё более слабым, чем прежде. В течение дня состояние его меняется. Иногда он кажется бодрее, и вчера, например, он даже с помощью других вышел на балкон и часа 1½ сидел в кресле и разговаривал. Иногда же бывает до тога слаб, что не может вполне глаз открыть. Мне кажется, что ему позволяли слишком много есть и что он чувствует себя несколько лучше только тогда, когда желудок не отягощён. Моча выделяется по-прежнему мало. Относительно причины болезни мнения двух лечивших его докторов разделились. Первый на основании анализа мочи находил, что у него поражён а оспой печень, второй же подозревает страдание, почек и Брайтову болезнь. Когда я прочёл вчера твоё письмо, то все были изумлены твоими познаниями и тотчас же уверовали в твою компетентность. Твоё лечение будет соблюдаться во всей строгости. За этим будут следить на первых порах я, а по моем отъезде — Кондратьев и его жена, которые будут письменно уведомлять тебя о. ходе болезни. Вообще говоря, уход за ним хороший. Я придумал нанять женщину, которая бы безвыходно сидела при больном. Нашлась очень хорошая сиделка, которая теперь не покидает его. ни на минуту. Навещают его все очень часто, что он очень любит. При этом бедный больной, несмотря на внушаемую им всем жалость, иногда нередко изрекает такие уморительные французские фразы, что нет возможности удержаться от хохота. Духом он довольно бодр. О возможности смертного исхода болезни он и не хочет думать и, несмотря на все уверения, продолжает утверждать, что в животе у него скопились газы, и, по его мнению, стоит только хорошенько tirer canon, чтобы все прошло. Аппетита у него нет ни какого, и я полагаю, что строгая диэта не будет для него тягостна. Я постараюсь даже, чтобы он обходился одним молоком, без бульона. Курение можжевельником, вероятно, будет заменено натиранием камфорной. Я получил от Толи известие, что он выезжает из Петербурга 30-го или 31-го. Следовательно, 2-го июля он будет здесь. 3-го мы поедем в Гранкино и останемся там дня три. Несмотря на всю мою любовь к Модесту, я очень раскаиваюсь, что задумал эту поездку. Мне хочется домой, домой и домой. Но теперь отказаться от поездки в Гранкино нет никакой возможности, так как Алина Ив[ановна] телеграфировала мне, что ожидает меня с восторгом и нетерпением. Очень мне неприятно узнать из твоего письма, что ты была опять нездорова. Надеюсь, что теперь лучше. Спасибо тебе, моя голубушка, за то, что ты так обстоятельно, хорошо ответила на моё письмо, несмотря на нездоровье. Я гораздо благоприятнее теперь смотрю на болезнь Ник[олая] Львовича, ибо сильно на тебя надеюсь. Целую Вас всех и обнимаю с величайшею нежностью. Спасибо Наточке за её милейшие письма. Твой П. Чайковский Голова болит. Пойду прогуляться. В случае жажды, что должен пить больной?

Nizy 29 June Yesterday I received your eagerly awaited letter, my dear Sasha! Are you not ashamed to suggest that I'll be returning to Kamenka reluctantly? Quite the contrary. All I can think about is how to return to you as soon as possible. Only in Kamenka do I feel completely happy and at peace, and now more than ever I'm convinced that I ought not to stay for long as a guest, wherever that may be. I'm starting to become incredibly miserable here, and last night my nerves were strongly upset for the first time in a long period. Numerous people travelled here yesterday evening, for my name-day celebrations, all various relations and brothers of Kondratyev. By the end of the evening I was so fed up with them all, they seemed so strange and distant from me, that I had to make an effort not to say anything unpleasant to them, and then I went to my room very early. I slept heavily and awoke today with a severe headache, which is still tormenting me. Let us talk about the patient. After my letter to you, the following occurred. Bochechkarov had learned that a healer lived in the area here, and wished to be treated by her. They brought the old woman, and she undertook the following treatment forthwith: 1) Vodka, seasoned with sassanatel, pepper and juniper — to be taken 3 times a day; 2) beer with honey — two glasses to be taken a day; 3) A drink made from juniper; and 4) Rubbing the stomach with vodka and vinegar. She forbade him to open the windows and told him to lie under the counterpane and blankets in order to perspire. At first the patient willingly obliged, but the vodka caused him pain and nausea, and the room became unbearable stuffy. Finally, on the 3rd day, he rebelled against this and drove the old woman out. On this same day, a doctor happened to visit Kondratyev, a different one from usual, and he wanted to be treated by this doctor, who declared that no treatment whatsoever was needed, and merely forbade him from eating a lot. This doctor, however, is a very bad one, and I didn't believe him when he announced that the patient would be dead in two weeks. Judging from everything, Bochechkarov, if he doesn't recover, will not expire quickly; he is very robust by nature. Meanwhile, I was looking forward to your letter, which finally came yesterday. Naturally, the treatment you prescribed has begun as from today. Only today he'll be drinking milk without lime water. Actually, there were no changes for the patient this whole time, either for better or for worse. Only in those two days when the old woman treated him did he seem even weaker than before. His condition varies over the course of the day. Sometimes he seems more cheerful, and yesterday, for example, he even, with the help of others, went out onto the balcony and sat in a chair and conversed for 1½ hours. Sometimes he is so weak that he cannot fully open his eyes. It seems to me that he was allowed to eat too much, and that he only feels somewhat better when his stomach is not weighed down. There is still as little urine output as before. Regarding the cause of the illness, the opinions of the two doctors who treated him were divided. The first, on the basis of a urine test, found that his liver was affected by smallpox, while the second suspected an affliction of the kidney and Bright's disease. When I read out your letter yesterday, everyone was astonished at your knowledge and was immediately assured of your competence. Your treatment will be followed to the letter. This will be overseen by me, initially, and after my departure by Kondratyev and his wife, who will notify you in writing about the progress of the illness. Generally speaking, he is well cared for. I came up with the idea of hiring a woman who would sit with the patient continuously. A very good nurse was found, who now does not leave him. He has frequent visits from everyone, which he likes very much. At the same time, the poor patient, notwithstanding the pity he inspires in everyone, sometimes utters such hilarious French phrases that it's impossible to keep from laughing. He is quite cheerful in spirit. He doesn't even want to think about the possibility of a fatal outcome of the disease and, despite all the assurances, continues to claim that gases have accumulated in his stomach, and that, in his opinion, all he needs is a good tirer canon for it all to pass. He has no appetite whatsoever, and I believe that a strict diet won't be troublesome for him. I'll even try to ensure that he manages on milk alone, without broth. The juniper incense will probably be replaced by rubbing with camphor. I received news from Tolya that he is leaving Petersburg on the 30th or 31st. Consequently, he will be here on 2nd July. On 3rd July, we will go to Grankino and stay there for three days. Despite all my love for Modest, I very much regret planning this trip. I want to go home, home and home. But now there is no possibility of refusing a visit to Grankino, since Alina Ivanovna telegraphed that she was expecting me with delight and impatience. It was most unpleasant for me to learn from your letter that you were unwell again. I hope that it's better now. Thank you, my golubushka, for answering my letter so thoroughly and well, despite your ill health. I now view Nikolay Lvovich's illness much more favourably, because my hope is strongly with you. I kiss you and hug you all with the greatest tenderness. Thank you to Natochka for her most sweet letters. Yours P. Tchaikovsky My head is aching. I'm going for a walk. In case of thirst, what should the patient drink?