Letter 1263

Tchaikovsky Research
Date 24 August/5 September 1879
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Simaki
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 571)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 186–188
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 330–332

Text

Russian text
(original)
Симаки
24 авг[уста]

Я нисколько не задумывался над кажущимся противоречием между Вашей враждебностью к браку по принципу, с одной стороны, и планами о брачных союзах детей, с другой. Я очень понимаю, что Вы смотрите на брак как на необходимое зло, устранить которое невозможно, и поэтому остаётся только хлопотать, чтобы выбор был удачный. Мне до бесконечности приятно, мой милый друг, что Ваша мысль остановилась на Наташе. Вы правы, говоря, что такая женщина, как сестра моя, не может иметь безнравственных и дурных детей. Если б Ваша мысль когда-нибудь осуществилась, то нужно ли говорить, что я был бы глубоко осчастливлен этим родственным сближением с Вами. Что Коля будет превосходный человек, — то в этом нет сомнения. Его нравственная личность уже обрисовалась, и можно с уверенностью сказать, что его жена будет счастливая женщина. Но, к сожалению, милый друг, я не могу взять на себя теперь уже рекомендовать Наташу для человека, который в качестве Вашего сына мне очень близок и дорог. Дело в том, что Наташа (которую позвольте мне называть Тасей, как все её всегда зовут), во-первых, до такой степени ребёнок, что нельзя предвидеть, что из неё выйдет. Что она не будет дурным человеком, в этом я не сомневаюсь, во-первых, потому, что она дочь своих родителей, во-вторых, потому, что у неё сердце необычайно любящее. Её привязанности имеют какой-то странный, исключительный характер. Она не любит, а обожает. Зато очень немногие пользуются её расположением, и антипатии её так же сильны, как и её страстные привязанности. Но, во всяком случае, я не могу скрыть от Вас, что c'est un enfant bien difficile à manier, что ни с кем так не трудно было ладить, как с ней, что сестре много слез она стоила, что все гувернантки, имевшие с ней дело (не исключая и той англичанки, которую она любит какой-то исключительно сильной привязанностью) всегда жаловались на её взбалмошный, неровный характер, на её неподатливость к просьбам и приказаниям, на непослушание и т. д. Вместе с тем её всё-таки все любят за удивительно доброе сердце и особый ей свойственный юмор. Как бы то ни было, но, зная все затруднения, которые встречала сестра в воспитании этой девочки, — я не могу взять на себя предсказание, что она сумеет осчастливить своего мужа. Мне кажется, что с годами, когда сгладятся все шероховатости этого интересного маленького субъекта, из неё должна выйти чудесная женщина. По крайней мере, таково моё скорее инстинктивное, чем продуманное отношение к ней. Я ужасно люблю эту девочку, так как и самые недостатки её имеют, как мне кажется, источник скорее симпатичный. Она не терпит никакого пассивного подчинения чужой воле, в ней есть какая-то страсть к свободе, стремление к самостоятельности. Но как поручиться за то, что из всего этого будет? До тех пор, пока с годами характер её не определится ясно, — мне невозможно поддерживать Ваш проект, несмотря на всю его соблазнительность. Итак, милый друг, будем ждать. А в конце концов, я всё-таки ещё раз скажу Вам, что буду лелеять эту мечту, а Вас бесконечно благодарю за это новое проявление Вашей дружбы ко мне! Ваша нелюдимость не может служить препятствием к осуществлению задуманного плана. Можете ли Вы сомневаться, что близкие мои знают и бесконечно любят Вас и что им не нужно личного знакомства для того, чтобы дорожить сближением с Вами!

А покамест сообщу Вам об Тасе довольно грустные известия. Из полученного сегодня письма Анатолия я узнаю, что в тот день сестра отвезла её в Annen-schule (женский пансион, в котором сестра когда-то сама училась), что Тася имела вид глубокого уныния, что отвозила её туда сестра в два приёма. В первый раз, к удивлению брата, сестра с Тасей воротились. Оказалось, что бедная девочка не плакала, но так тряслась, когда её ввели в школу, что сестра должна была привезти её домой, и только к вечеру она успокоилась настолько, что можно было отвезти. Меня все это очень беспокоит. Во-первых, я даже прослезился, когда прочёл про нервную дрожь, испытанную Тасей. Она страдала ужасно, я это знаю! Она мать свою любит больше всего на свете, и это расставание для неё принимает трагические размеры. Во-вторых, я знаю, что во всяком случае не менее, если не более, страдает от этого сестра! Невольно при этом думается, что, может быть, совершенно напрасно переносятся эти страдания, что, быть может, жертва эта совершенно не нужна! Очень трудно сказать по этому поводу что-нибудь решительное. Но стоят ли премудрости, изучаемые в Annenschule, тех тайных слёз, страданий и тоски, которые будут испытываемы с обеих сторон? Кто знает?

Вы не рассердитесь на меня, милый друг, если я позволю себе сказать, что, несмотря на всю убедительность Ваших доказательств в пользу того, что Вы реалистка, я скорее назову Вас идеалисткой, но в лучшем смысле слова. Вы реалистка в том только смысле, что ненавидите всякую фальшь и ложь, всю ту мишуру благородных и умилительных чувств, под которой и в обществе и в искусстве скрывается очень часто всякая мерзость. Но тот, кто, утратив надежду сталкиваться с людьми без неизбежного страдания, так бережно себя от них охраняет, как Вы, кто только в природе и в искусстве умеет находить радости и удовлетворение своих моральных потребностей, кто ни в грош не ставит внешность и ищет одной нравственной красоты, — тот, по-моему, идеалист!

Самый удобный час для посещения Браилова3 часа пополудни. Потрудитесь, милый друг, сказать. мне, когда Вы находите удобнее, чтобы я приехал: сегодня или завтра?

Буду ждать ответа.

Ваш, П. Чайковский

Непременно буду на Сашином празднике.