Letter 1288

Date	8/20 September 1879
Addressed to	Aleksandra Davydova
Where written	Saint Petersburg
Language	Russian
Autograph Location	Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 86–87)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 621–622 ("10 September") П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 359–360

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Петербург Уж сколько дней сбираюсь я написать тебе, голубушка Саша, — но с петербургской суматохой; с суетой переезда на кв[артиру] решительно не мог найти ни минуты. Спешу сказать тебе несколько слов о Тасе. Я видел её три раза. Она очень бодро и твёрдо перенесла своё детское горе и теперь производит самое благоприятное впечатление. Вчера я был у Норовых вместе с Тасей; она казалась очень счастлива отпуском, очень довольна находиться у Ольги Никол[аевны] и выражала неохоту отправляться сегодня к Корибут. Завтра в 11 ч(асов] утра я еду за ней, отвожу её сначала в Институт, потом к Папочке, потом к Карцевым. M[ada]me Гаусман жалуется, что мы слишком много привозим сладостей. На будущей неделе придётся уже меньше баловать Тасю. Учится она, кажется, совсем хорошо и жалуется, что ей слишком легко. В общем Тася производит на меня обаятельное впечатление цельностью, непосредственностью своей симпатичной натуры. Я её стал любить теперь ещё более прежнего. Ольга Никол[аевна] удивительно мила с Тасей и на деле оказывается таким же хорошим и преданным тебе другом, как и на словах. Папочку я нашёл здоровы и весёлым, но до того слабым и состарившимся, что становится страшно за будущее. Но что делать! Это в порядке вещей. Толино дело оказалось мыльным пузырём. В сущности, это был большой вздор, сильно раздутый Толей; но ты и Коля немножко виноваты. Вы раздували пламень, когда нужно было тушить. Как бы то ни было, но Толино самолюбие совершенно удовлетворено. Плеве официально заявил, что считает Толю не только полезным, но необходимым для службы. Про себя ничего не скажу. Одна мысль и одно желание царят в моей голове: поскорей уехать, — до того ненавистен мне Петербург и эта сумасшедшая жизнь. С другой же стороны, жаль Толю, жаль Папочку; ну, словом, я здесь самый несчастный человек, и в моей душе такой кавардак, что ничего не разберёшь. Саня! Из 100 р[ублей], которые ты мне должна, употреби сколько нужно на белье для милой Наты. Целую нежно всех Вас! Когда-то попаду в Каменку! Думаю, что к октябрю. Твой, П. Чайковский

Petersburg I've been meaning to write to you for so many days, my dear Sasha, but with the commotion in Petersburg and the fuss about moving to an apartment, I absolutely couldn't find a moment. I'm hurrying to tell you a few words about Tasya. I've seen here three times. She has borne her childhood grief with great courage and fortitude, and now makes the most favourable impression. I was at the Norovs' together with Tasya yesterday; she seemed very happy with her holidays, very pleased to be with Olga Nikolayevna, and expressed reluctance to go to Koribut today. Tomorrow at 11 in the morning I'm going to collect her, taking her first to the Institute, then to Papochka, then to the Kartsovs. Madame Gausman complains that we bring too many sweets. Next week we shall have to spoil Tasya less. She seems to be studying altogether well, and complains that it is too easy for her. In general, Tasya makes a charming impression on me with the integrity and spontaneity of her agreeable nature. I've come to love her even more than before. Olga Nikolayevna is remarkably nice to Tasya, and in turns out in reality to be just as good and devoted a friend to you as she is in words. I found Papochka well and cheerful, but so feeble and elderly that I'm starting to fear for the future. But what's to be done? This is the order of things. Tolino's case turned out to be a soap bubble. In essence, this was a big nonsense, greatly inflated by Tolya; but you and Kolya are somewhat to blame. You fanned the flames when they needed to be put out. Be that as it may, Tolino's pride is completely satisfied. Plehve has officially declared that he considers Tolya] not only to be useful, but essential for the service. I have nothing to say about myself. One thought and one desire reign in my head: to leave as soon as possible, so loathsome to me is Petersburg and this hectic life. On the other hand, I feel sorry for Tolya, and for Papochka; well, in short, I am a most unhappy fellow here, and my mind is such a mess that I can't work anything out. Sanya! Out of the 100 rubles you owe me, use as much as you need for linen for dear Nata. I kiss you all tenderly! I'll make it to Kamenka one day. I think by October. Yours, P. Tchaikovsky