Letter 2930

Date	9/21 April 1886
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Tiflis
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, Nos. 2060 and 2076)
Publication	Советское искусство (6 July 1937) (abridged) П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 293–294 (without postscript) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 317–318 (without postscript) Неизвестный Чайковский (2009), p. 177 (postscript only)

Text

Russian text (original)

Тифдис 9 апр[еля] Многоуважаемая и добрейшая Юлия Петровна! Благодарствуйте за память обо мне и простите, что не сейчас же отвечал на письма Ваши. Я дня два был нездоров и только сегодня снова чувствую себя вполне оправившимся. Путешествие моё и пребывание в Тифлисе до сих пор изобильны самыми приятными впечатлениями, и если исключить кратко временное нездоровье, то пока ещё ни единой неприятной минуты не прожито со дня выезда из Москвы. Провёл 2 дня в Таганроrе, который мне понравился. Совершил там поездку по морю на частном пароходе. Посетил дворец, где умер император Александр I, и, вообще все интересное, но, боже мой, как все это кажется мескинно, мизерно и недостойно внимания, с тех пор как я перебрался через Кавказ и увидел изумительные чудеса этой величественно-прекрасной, роскошной, ни с чем не сравнимой страны, Но об этом путешествии надо писать или много, или ничего. И я бы охотно взялся написать много, да не сумею. Скажу только, что это одно из сильнейших впечатлений мной в жизни испытанных. Тифлис мне тоже очень нравится: Оригинален, живописно расположен, чрезвы[ча]йно оживлён и полон разнообразия. Есть совсем европейские улицы, есть и чисто азиатские кварталы, представляющие богатейший материал для этнографических наблюдений. В семействе брата я нашёл всех здоровыми и совершенно сжившимися с Тифлисом и новой обстановкой. Особенно приятно мне было увидеть мою маленькую племянницу, которая в Москве возбуждала наши опасения, — так она была слаба и ненадёжна, — и которая теперь, благодаря чудному климату и постоянному пребыванию на чистом воздухе, расцвела как розанчик. Я действительно улыбался, читая изложение Ваших мыслей по поводу «Манфреда», — но совсем не в том смысле, как Вы предполагали, а потому что хотя Ваш взгляд и не совсем верен и отношение к предмету не совсем правильно, — но зато высказали Вы своё мнение очень остроумно и мило. Мне кажется, что к Байрону вообще и к «Манфреду» в особенности нельзя прилагать современных художественных требований, т. е. верного и точного воспроизведения жизни будничной, явлений нам знакомых и испытанных, так или иначе освещённых талантом повествователя. Манфред не простой человек. В нем, как мне кажется, Байрон с удивительной силой и глубиной олицетворил всю трагичность борьбы нашего ничтожества с стремлением к познанию роковых вопросов бытия. Один английский критик говорит, что Манфред, родившись среди горной природы и проведший жизнь в одиночестве, в виду величественных вершин Швейцарии, сам похож на колоссальную горную вершину, господствующую над всем окружающим, но одинокую и печальную в своём величии. Вы совершенно правы говоря, что всякий честный ремесленник полезнее в тесной сфере своей деятельности, чем этот Эльбрус среди людей, жизнь которого поглощена отчаяньем от сознания своего бессилия стать выше человеческого уровня и забыть преступное прошлое, — но ведь Байрон не хотел поучать нас, как следует поступать раскаявшемуся греховоднику, чтобы примириться с совестью; задача его другая, та, на которую я намекал выше, и выполнена она гениально. Говорят, что Гёте завидовал Байрону (которого, впрочем, упрекал, что идея «Манфреда» та же, что в «Фаусте», прежде написанном) и говорил, что преимущество Манфреда над его героем то, что первый в борьбе с бесом не покорился ему, тогда как Фауст отдался ему с руками и ногами. Впрочем, я напрасно стараюсь разъяснить Вам значение «Манфреда». Вы сами говорите, что теперь примирились с ним и приписываете это моей музыке. Мне это очень лестно, но по чувству справедливости я должен ограничить себя в Ваших глазах ролью музыкального истолкователя или иллюстратора к гениальному художественному произведению. Весна здесь царит во всем блеске. Деревья в цвету; воздух наполнен благоуханием цветов, прогулки мои очаровательны. Вчера посетил монастырь св. Давида, где видел гробницу Грибоедова, и там же похоронена какая-то давно умершая полковница Шпажинская. Не из близких она Ипполита Васильевича? Ему я написал вчера. Поздравляю Вас с праздниками, добрейшая Юлия Петровна! Знайте, что я принимаю живейшее участие во всем с Вами происходящем и что весьма желательно получать и впредь известия о Вас. Передайте мои поздравления симпатичнейшей «бабушке», Юше и Нине Ипполитовне. Ваш П Чайковский Кавказ Г[ород] Тифлис, Окружн[ой] суд. Анатолтю Ильичу Чайк[овскому] для передачи П. И. Ч.