Letter 3439
Date | 21 December 1887/2 January 1888 |
---|---|
Addressed to | Anatoly Tchaikovsky and Praskovya Tchaikovskaya |
Where written | Leipzig |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3178) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 384 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 294–295 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 382–383 (English translation; abridged) |
Text and Translation
Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Голубчик Толя и Паничка моя милая!
Я уже третий день в Лейпциге. Происшествий так много, что, всего, описывать я не в состоянии. Буду по возможности часто извещать, но вкратце, ибо времени нет. Сегодня была в Гевандгаузе первая моя репетиция. Я страдал перед нею со вчерашнего вечера, и всю ночь, и все утро ужасно на обошлось все совершенно благополучно. Познакомился здесь с невероятной массой лиц. Из них выделяются Брамс и Григ. Брамс толстопузый кутила, с которым я вчера порядочно пьянствовал у Бродского. Григ необычайно симпатичный человечик моих лет. Мне безмерно надоедает повсюду как тень преследующий меня агент Фридрих, который устраивает мои заграничные скитания. Тоска на меня беспрестанно находит безмерная, но к счастий, здесь два очень близких мне человека, т. е. Бродский (с милейшей женой и belle soeur) и Зилоти. С ними отвожу душу. Вера Зилоти очень изменилось, состарилась, но совершенно счастлива. Ребёнок очень мил. Послезавтра генеральная репетиция с публикой, а концерт в четверг, 5-го (по нашему 24 декабря). Нельзя себе вообразить до чего роскошен Гевандгауз и что это за удивительная зала. Оркестр выше всякой похвалы. Меня на репетиции представил оркестру Рейнеке, и я сказал немецкую речь. Отсюда поеду ещё в Берлин, где нужно сговориться с Дирекцией Филарм[анического] общества. Оттуда в Гамбург. Про Копенхаген ещё верного ничего не знаю. В Берлине 8 февр[аля] их него стиля. Лейпциг большой, красивый город. Мороз стоит лютый. Скажи Геничке, что ему очень кланяется критик Краузе. Иду спать. Господи, как я желал бы быть теперь в Тифлисе. После концерта напишу. Целую крепко. П. Чайковский |
I'm already on my third day in Leipzig. So many things have happened that I cannot describe them all. I'll explain as much as possible, but in brief, because there isn't time. Today was my first rehearsal at the Gewandhaus. I suffered so much beforehand yesterday evening, and the whole of the night, and so terribly in the morning, but everything worked out completely well. I have met an incredible number of people here. The most prominent of these are Brahms and Grieg. Brahms is a pot-bellied boozer, with whom I did a fair amount of drinking yesterday at Brodsky's. Grieg is an exceptionally agreeable little man of my age. I'm immeasurably tired of the agent Friedrich, who follows me around like a shadow, and manages my wanderings abroad. I find myself continually and infinitely homesick, but fortunately there are two people very close to me here, i.e. Brodsky (with his dear wife and belle soeur) and Ziloti. I pour out my soul to them. Vera Ziloti has changed a great deal and grown old, but she is utterly happy. Their child is very sweet. There's a dress rehearsal the day after tomorrow with the public, and the concert is on Thursday the 5th (24 December our style). You can't imagine how luxurious and astonishing the Gewandhaus is. The orchestra is beyond praise. At the rehearsal I was introduced to the orchestra by Reinecke, and I gave a speech in German. From here I'm going to Berlin, where I need to agree terms with the Directorate of the Philharmonic Society. Thence to Hamburg. I still don't know anything for sure about Copenhagen. I'm in Berlin on 8 February, their style. Leipzig is a large, beautiful city. The frost is bitter. Tell Genichke that the critic Kraus sends his best regards. I'm going to sleep. Lord, how I should like to be in Tiflis now. I'll write after the second concert. I kiss you hard. P. Tchaikovsky |