Letter 744
| Date | 29 January/10 February–1/13 February 1878 |
|---|---|
| Addressed to | Anatoly Tchaikovsky |
| Where written | San Remo |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1148) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 362–363 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 147 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 81–82 (abridged) Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 143–144 (English translation; abridged) |
Text and Translation
The ellipses (...) indicate parts of the letter which have been omitted from all previous publications of this letter, and which it has not yet proved possible to restore from other sources.
| Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Целый день работал. Даже не ходил с Модестом гулять после завтрака. Посетил Алёшу, которому теперь предписаны ванны каждый день. Ему гораздо лучше. Доктор говорит, что можно будет ему переехать к нам. Вечером был в опере. Шёл «Цирюльник». Русская певица Раевская очень недурна.
Спал скверно. Целый день работал. Переписываю либретто. Дня через два все будет кончено. Получил письмо от Рубинштейна в ответ на моё. Всё эти деспоты тотчас делаются смирны, как на них зубы оскалишь. Чем грубее было моё письмо, тем дружественнее его ответ. 10-го февраля там пойдёт моя новая симфония. Очень интересно, что окажется?
Сегодня утром мы опять снимались. Я обещал послать H[aдежде] Ф[иларетовне] нашу группу, но она вышла так ужасна в Ницце, что совестно посылать. Нечего и говорить, что позирование сопровождалось теми неистовыми терзаниями, которые так знакомы тебе. Правая щека и до сих пор болит от безжалостного кусания, к которому я прибег, чтоб сидеть спокойно. Вечером был в опере. Шла в первый раз «Фаворитка». Исполнение было комически плохо. Я оставался до половины 2-го акта и, вернувшись домой, нашёл письмо от Н[адежды] Ф[иларетовны] chargée. На сей раз вместо 3-х тысяч она прислала четыре. Хотелось бы, чтобы это была последняя присылка. Не знаю отчего, но мне на этот раз как-то тяжела было сознание своей эксплуатации изумительной щедрости этой женщины. Алёшу мы застали сегодня совсем больным. В ванне с ним была дурнота, и он насилу добрел до дому. Я его послал к доктору, который сказал, что это ничего. [...]
Сегодня я кончил оперу и уже уложил и отправил её. Нахожусь по этому случаю в отличном расположении духа. Алёша сегодня переехал к нам. После завтрака и прогулки я написал большое письмо Н[адежде] Ф[иларетовне]. Представь себе, что чуть ли не первый раз в нашей переписке я затруднялся в выражениях. Оттого ли, что совестно, оттого ли, что трудно вечно благодарить и благодарить, — только я порядком помучился, прежде чем написал. Рубинштейн очень обижен повелительным тоном телеграммы, которую Давыдов ему посла л с требованием партитуры «Евгения Онегина». Для чего он её спрашивал? Для Панаевой, или ещё кроме того оно нужна была. Попроси от меня Панаеву вместо арии Татьяны, которую невозможно петь в концерте, спеть арию Оксаны. Это для меня будет большая услуга. А писем от тебя все нет и нет! Пиши, если не хочешь, чтобы я подозревал, что ты скрываешь от меня что-нибудь неприятное. Поцелуй Папу, Л[изавету] М[ихайловну], Леву, Сашу, Таню, Анну. Целую. Твой П. Чайковский |
I worked the whole day. I didn't even go for a walk with Modest after lunch. I went to see Alyosha, who's now been prescribed daily baths. He's much better. The doctor says that he can move back in with us. In the evening I went to the opera. "The Barber" was on. The Russian singer Rayevskaya is not bad at all.
I slept badly. I worked the whole day. I was writing out the libretto. In a couple of days it will all be finished. I received a letter from Rubinstein in reply to mine. All these despots immediately cower down as soon as you bear your teeth at them. The ruder my letter, the friendlier his answer. My new symphony will be given there on 10th February. I'm very interested to know how it turns out.
We were photographed again this morning. I promised to send Nadezhda Filaretovna one of our group, but it turned out so awfully in Nice that I was embarrassed to send it. Needless to say, the posing was accompanied by those frantic torments that you will be so familiar with. Even now my right cheek is hurting from the merciless biting I resorted to in order to sit still. In the evening I was at the opera. "The Favourite" was on for the first time. The performance was comically bad. I stayed until the middle of the 2nd act and, on returning home, found a letter chargée from Nadezhda Filaretovna. This time, instead of 3 thousand, she sent four. I wish she had sent me this last time. I don't know why, but this the realisation that I had exploited this amazing woman's generosity was somehow difficult for me. Today we found Alyosha thoroughly ill. He felt faint in the bath, and it took all his strength to come home. I sent him to the doctor, who said that it was nothing.[...]
I finished the opera, and it's already been packaged and sent off. Due to this, I found myself in a splendid mood. Alyosha moved in with us today. After lunch and a stroll, I wrote a long letter to Nadezhda Filaretovna. Just imagine, that for almost the first time in our correspondence I struggled to express myself. Whether it's because I'm ashamed, or because it's hard to keep thanking and thanking her forever, I just had to organise my thoughts before I wrote. Rubinstein was very put out by the imperious tone of a telegram that Davydov sent him, demanding the score of "Yevgeny Onegin". Why was he asking for it? For Panayeva, or even someone else who needed it? Ask Panayeva from me to sing Oksana's aria instead of Tatyana's, which is impossible to sing in a concert. You will be doing me a great service. But there are still no letters from you! Do write, unless you want me to suspect that you're keeping something unpleasant from me. Kiss Papa, Lizaveta Mikhaylovna, Lev, Sasha, Tanya, and Anna. I kiss you. Yours P. Tchaikovsky |
