Letter 811

Tchaikovsky Research
Date 15/27 April 1878
Addressed to Nadezhda von Meck
Where written Kamenka
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2923)
Publication П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 301–302
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 226–227
To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 245–246 (English translation)

Text

Russian text
(original)
Каменка
15 апр[еля] 1878

Поговорю с Вами сегодня по поводу известного дела.

Анатолий очень обстоятельно разузнал всю процедуру развода. Это будет очень незатруднительно, но требует времени от 3-х до четырёх месяцев. Дело будет ведено в Петербурге, и мне необходимо будет среди лета съездить туда недели на две. Мы начнём действовать сейчас же, и началось с того, что сегодня брат написал к известной особе письмо, в котором предлагает ей на известных условиях развод и просит её приготовить ответ к приезду его в Москву, где он проведёт весь понедельник Фоминой недели. Нет никакого сомнения, что она согласится. Инициатива должна быть принята ею, т. е. она должна будет подать просьбу в консисторию о своём желании расторгнуть брак. Так как брат не имеет права ходатайствовать по делам, то необходимо будет поручить это дело специалисту по части бракоразводных дел, который будет действовать под руководством брата, подавать просьбы, заявления и т. д. Впрочем, повторяю, процедура несложная и вся состоит из формальностей, в которых встречается только то неудобство, что необходимо будет мне на время покинуть Каменку и побывать в Петербурге, ненавидимом мной вообще, а летом в особенности. Так как необходимо, чтобы никому не был известен источник, из которого я почерпну сумму, потребную для развода, то я решил с братом следующее. Известной особе будет сказано, что сумму эту мне даёт мой зять, муж сестры. Ей же, т. е. сестре, и её мужу я должен был солгать. Так как я хотел бы, чтобы вообще, кроме меня и Анатолия, никому не было бы известно Ваше участие в этом деле, то я решился на ложь. Я сказал сестре и её мужу, что сумму эту получу из Русского музыкального общества. Вообще, друг мой, прошу Вас верить, что я сделаю все возможное, чтобы имя Ваше ни разу не было упомянуто в течение всей процедуры, и что даже самым близким мне людям не будет раскрыто, кто та невидимая благодетельная рука, помощь которой даёт мне свободу и покой. По мере дальнейшего течения этого дела я буду обстоятельно уведомлять Вас о всех его фазисах.

То неловкое чувство, которого я так боялся и которое я всё-таки до некоторой степени испытывал в первые часы моего пребывания здесь, — теперь совершенно исчезло. Трудно передать, какою любовью, какою нежною заботливостью я окружён здесь. Бедная сестра моя никак не может утешиться, что она была невольной виной многих очень тяжёлых минут, пережитых мною в начале моего пребывания за границей. Она увлеклась своим необычайно добрым сердцем и была ко мне не совсем справедлива. Зато нет меры её желанию доказать мне теперь, что она сознает свою ошибку. Что касается меня, то я никогда не сердился на неё, ибо знал, что она может ошибаться только по неведению и вследствие незнания людей. Она почти всю жизнь провела в деревне, среди людей самого высокого нравственного достоинства и не может знать, до чего иногда простирается низость и пошлость человеческой души. В сущности же, вся вина этого трагикомического дела лежит на мне исключительно, и если что меня оправдывает, так это то, что я положительно был в состоянии невменяемости.

У меня все ещё очень болит рука. Я принуждён был обратиться к помощи доктора и ношу на больной руке перевязку. Писать мне трудно. Мне ещё и нужно и хочется поговорить с Вами об очень многом, но отлагаю обильный материал до следующих писем. До свиданья, дорогая, милая Над[ежда] Фил[аретовна].

Ваш П. Ч.