Letter 825
Date | 9/21 May 1878 |
---|---|
Addressed to | Nadezhda von Meck |
Where written | Kamenka |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2930) [partly in manuscript copy] |
Publication | П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 1 (1934), p. 322–324 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 249–250 To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck (1876-1878) (1993), p. 261–263 (English translation) |
Text
Russian text (original) |
9 мая 1878 Сейчас получил Ваше письмо, дорогая моя! Каждую минуту мы ожидаем теперь телеграммы, вследствие которой Модесту нужно будет предпринять поездку в Полтавскую губернию. Вместе с ним тронусь и я по направлению к Жмеринке и сестра с большею частью семейства - в Киев. Полагаю, что следующее моё письмо будет отослано к Вам уже из Браилова. Я предчувствую много наслаждения от пребывания в Вашем. любимом уголке. Я буду несколько грустить от разлуки с Модестом, — но я имею в виду скорое свидание с ним, так как в июле он опять приедет в Каменку. Поэтому сильного огорчения не предвижу. Притом же мне давно уж не приходилось провести несколько дней в безусловном одиночестве, — а это для меня от времени до времени необходимо. Одиночество только тогда тяжело, когда оно невольно и должно длиться неопределённое время. Непродолжительная же изолированность от всякого общества, если к тому же на душе нет никакой особенной тягости, благотворна. Дело о разводе меня, разумеется, несколько смущает и беспокоит, но не настолько, чтобы от этого страдало моё здоровье. Конечно, придётся пережить ещё несколько неприятных минут, — но, в конце концов, как Вы замечаете, дело должно кончиться хорошо. Да если б даже я не достиг желанной цели, — то в отчаяние приходить нечего. Что бы ни случилось, — а совесть моя останется чиста. Я сделал теперь все, чтобы искупить свою вину перед известной особой. Я имею теперь слишком явные доказательства того, до какой степени она совершенно лишена совокупности тех человеческих качеств, которая называется душою. Страдать нравственно она не может и никогда не будет. В ней может страдать только самая жалкая амбиция существа женского пола, одержимого мономанией, которая состоит в том, что все существа мужского пола, а в том числе и я, представляются ей влюблёнными в неё. Допустить, что я в самом деле добиваюсь разрыва вследствие морального отвращения к ней, она никак не может. Убедившись же, наконец, в этом, она, пожалуй, и будет страдать, — но страдания эти неспособны вызвать во мне чувства жалости, особенно ввиду того, что в материальном отношении она, во всяком случае, очень много выиграла вследствие своего неудавшегося замужества. Теперь я ожидаю её ответа на моё письмо. Писать к Рубинштейну и уполномочивать его на ведение переговоров, мне покамест не хочется, и это по очень многим причинам. Во-1-х) брат ошибается, воображая, что он авторитет для неё; во-2) никакие авторитеты не могут помочь там, где даже сестра моя, которая до сих пор была кумиром её, потерпела поражение; в-3) есть причины, по которым я вообще неохотно вмешиваю Рубинштейна в свои частные дела; в-4) она желает, чтобы я действовал непосредственно; в-5), во всяком случае хочу сначала дождаться её ответа. Что касается опасения, чтобы Рубинштейн и другие не узнали настоящих причин моего разрыва с известной особой, то об этом беспокоиться нечего, друг мой. Во-1-х, всем им причины эти хорошо известны. Во-2) с тех пор как я выздоровел и сделался человеком с нормальными умственными способностями, я опять стал на высоту, до которой les qu'en dira-t-on? не доходят. Три вещи сделались теперь единственными, которыми я дорожу: 1) способностью трудиться, работать и совершенствоваться как артист, 2) любовью ближайших родных и 3) Вашей дружбой. Ещё я очень дорожу свободой и всеми силами души желаю успеха в деле развода. Но могу обойтись и без него. Без упомянутых же трёх условий я не могу жить. До свиданья, лучший друг мой! П. Чайковский P. S. Я очень рад, что письмо брата Анатолия произвело на Вас отрадное впечатление. Вы совершенно справедливо замечаете, что, несмотря на влюбчивость, он будет хорошим мужем. Он слишком честен, благороден и добр, чтоб отравить жизнь своей жены, если она будет достойна счастья. Опасность супружества для него заключается не в его свойствах; я боюсь того, что влюбчивость подвинет его на неудачный или на неподходящий для него выбор. Нужно столько условий для того, чтобы жена его осуществила тот идеал супруги, которого он достоин. Роман Модеста подвигается здесь очень плохо. Днём писать он не может вследствие обязательных занятий с Колей, вечером же писать неудобно, потому что эта часть дня проводится всеми вместе. Зато в деревне у Конради он надеется много-работать. Очень полезно было для него то обстоятельство, что ему пришлось здесь несколько раз читать написанное. Он заметил и вполне сознал некоторые недостатки, напр[имер], длинноты. Недостатки эти он теперь исправит и будет тщательно избегать их в дальнейшем развитии хода действия. Жду с большим интересом Вашего мнения насчёт «Ундины». До свиданья, дорогая моя. П. Ч. Сегодня мы на целый день едем в лес. О дне выезда буду телеграфировать Вам во-время. |