Letter 831

Tchaikovsky Research
Date 18/30 May 1878
Addressed to Aleksandra Davydova
Where written Brailov
Language Russian
Autograph Location Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 17, л. 62–63)
Publication П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 406–407
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 259–260

Text

Russian text
(original)
18 мая
Браилов

Милая моя Саня!

Пишу это письмо тебе и прошу тебя, в случае если оно придёт, когда Модеста уже не будет, тотчас же отослать его. Я катаюсь здесь как сыр в масле. Так как и с материальной стороны, и с точки зрения красот природы мне здесь хорошо, так как я скоро увижусь с вами и опять буду жить у вас, так как и Толя скоро явится, то мне бы можно было здесь наслаждаться жизнью вполне. Но увы! Разлука с Модей очень дорого мне стоит и значительно отравляет наслажденье. А между тем очень, очень хорошо. Живу я в дворце в буквальном смысле этого слова, обстановка роскошная, кроме учтивых и ласково-предупредительных слуг, никаких человеческих фигур я не вижу, и никто не является со мной знакомиться, прогулки прелестные, к моим услугам экипажи, лошади, библиотека, несколько фортепьян, фисгармоний, масса нот, — словом, чего лучше. А у меня всё-таки Модест в виде гвоздика сидит на сердце. Главное меня сокрушает, что ему невесело ехать в ненавистное Гранкино, в ненавистную среду людей. Если он ещё тут и присутствует при чтении этого письма, непременно возьми с него слово явиться в Каменку во вторую половину лета. Мне было очень приятно увидеть вчера вечером Алёшу. Он от вас, он даже вас видел спящими на какой-то станции, где съехались оба поезда, — от него вчера так и цапнуло всеми вами. Алёша в телячьем восторге от Браилова. Говорит: «Что дом, что сад, что люди, что угощение, и опять в лес можно ездить, и покойно и хорошо и т. д.».

Вчера вечером, несмотря на то, что я один как перст, весь дворец, т. е. по крайней мере весь нижний этаж, был роскошно освещён. В 9 часов мне подали великолепный ужин с чаем, потом я музицировал и рылся в нотах, потом сидел у открытого окна и мечтал и воображал всех вас, а в 11 часов лёг спать на батистовых простынях и наволочках. Сегодня все утро прогулял, бродя по саду, который очень велик и местами очень хорош, особенно благодаря большому количеству старых, толстых деревьев и массе сирени, впрочем китайской. На розовых кустах огромное количество бутонов. Потом ходил в монастырь, который находится рядом с усадьбой. Монастырь этот до 1840 г. был католическим, но с 40-го года его обратили в православный женский. Здание собора, переделанное из католического, не лишено характерности. В час ел отличный обед, а в 4 отправился в лес в экипаже и сделал в нем огромную прогулку. Теперь пишу это письмо в ожидании ужина.

Что моя бедная Веруша? Не могу вспомнить без слез, как она, бедненькая, перемогала себя в этот проклятый вечер. Вообще вся эта поездка оставила мне какое-то неприятное воспоминание. Никаких писем ещё не получил и ничего ещё не знаю насчёт того, когда увижусь с вами. Жду письма от Анатоля. Отдохнула ли ты, моя бедненькая, от утомительной поездки? Всех Вас целую несчётное число раз.

Ваш П. Чайковский

Меня принимают здесь за жениха дочери M[ada]me Мекк.

Модя, поцелуй от меня Колю понежнее. Т. е. до чего мне хотелось бы поцеловать ладонь ручки у Уки!!!