Letter 887

Date	3/15 August 1878
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Verbovka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1176)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 434–435 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 171–172 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 357–358 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 169–170 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Вербовка 3 авг[уста] Что тебе рассказать новенького? Ничего особенного не было. Саша с Левой возвратились из Киева. Аккуратно каждый день мы вечером отправляемся в Высокое и пьём чай собственными средствами, т. е. сами ставим самовар, причём наибольший труд падает на Нат[алью] Андр[еевну]. Погода стояла все это время чудная. Только сегодня поднялся отвратительный ветер с пылью. А лучше бы дождь! Лева говорит, что он дал бы охотно 3000 р[ублей] за дождь. Здоровье моё отлично, — но я мало наслаждаюсь тем dolce far niente, на которое имею теперь полнейшее право вследствие того, что все работы кончил. Даже корректура «Онегина» приведена к вожделенному концу. Я сыграл здешним всю оперу и произвёл немалый эффект. Мне. самому эта музыка очень нравится. Мала же я наслаждаюсь ничего не деланием по безобразию своей натуры, вечно находящейся в ожидании каких-то невероятных наслаждений и вечно неудовлетворенной. Вчера я насилу дождался обеда. После обеда насилу дождался прогулки. Во время прогулки насилу дождался чаю. После чаю насилу дождался восхода луны. После ждал ужина; после — права уйти спать... а после спал и хорошо спал. Сон едва ли не величайшее благо в жизни. Он даёт нам силу начиная с следующего утра опять, опять все чего-то ждать. Теперь я начинаю с беспокойствам думать, что скоро предстоит отъезд. Я знаю, что, только уехавши из Вербовки, я вполне оценю прелесть здешней тихой и покойной жизни. Жалеть прошедшее и надеяться на будущее, никогда не удовлетворяясь настоящим, — вот в чем проходит вся моя жизнь. Впрочем, я так мрачно отношусь сегодня к жизни, что погода так омерзительна. Ветер и пыль невыносима скучные. Ты не можешь себе представить, Толичка, до чего сделался обворожителен Юрий. Он как по мановению какого-то жезла вдруг стал говорить все, и как чудно говорить! Курьёзнее всего, что он про себя иначе не говорит, как в женском роде. «Я пришла, я пила, я была» и т. д. Бобик тоже радует взор и сердце. Он теперь ужасно пристрастился к рисованью, и Модест каждое утро даёт ему урок. Способности у него несомненные. По получении сего письма напиши мне хоть одно (а лучше два письма) в Браилов, где я буду около 10-го числа (Одесская ж[елезной] д[ороге], ст[анция] Жмеринка). Вчера получил длинное милое письмо от Котика. Он живёт на даче близ Берлина и очень доволен; милое и доброе существо этот Котик. От Ник[олая] Львов[ича] тоже получил письмо с извещением, что он нашёл для меня прелестную квартиру. Я телеграфировал, чтобы нанял её. Мне нравится, что кв[артира] эта совсем отдельный флигелёк внутри двора на Молчановке. Целую тебя, мой родной, крепко, крепко. Твой, П. Чайковский До свиданья! Недели через три увидимся.

Verbovka 3 August What can I tell you that's new? There's nothing in particular. Sasha and Lyova returned from Kiev. Every day, at the same time in the evening, we go to Vysokoye and drink tea according to our own method, i.e. we arrange the samovar ourselves, during which which most of the work falls upon Natalya Andreyevna. The weather has been wonderful this whole time. Except that today a horrid wind with dust has arisen. Rain would have been better! Lyova said that he would gladly give 3000 rubles for rain. My health is splendid, but I'm little appreciating that dolce far niente, to which I am now fully entitled, due to the fact that I've finished all my work. Even the proofreading of "Onegin" has been brought to the desired conclusion. I played through the entire opera here, and it caused quite an effect. I myself like this music very much. Doing nothing gives me little pleasure because of my disgraceful nature, which is forever finding itself in anticipation of some incredible pleasures, and is forever unsatisfied. Yesterday I couldn't wait for dinner. After dinner, I couldn't wait to go for a walk. During the walk I couldn't wait for tea. After tea I couldn't wait for the moon to rise. After that I waited for supper; after that, the right to go to bed... and after that I slept, and slept well. Sleep is perhaps the greatest blessing in life. It gives us the strength to start again the next morning, to wait for something again. Now I'm starting to think anxiously that it will soon be time to leave. I know that it's only after leaving Verbovka that I'll fully appreciate the delight of the quiet and peaceful life here. Regretting the past and hoping for the future, never being satisfied with the present — this is how my whole life passes by. Anyway, I feel so gloomy about life today, that the weather is so horrid. The wind and dust are unbearably tedious. You can't imagine, Tolichka, how fascinating Yury has become. As if by the wave of some wand, he's suddenly begun to say everything, and how wonderfully he speaks! Most curious of all is that he never speaks about himself except in the feminine gender: "I came, I drank, I was", etc. Bobik also gladdens the eye and the heart. He's now awfully addicted to drawing, and Modest gives him a lesson every morning. His abilities are undeniable. Upon receipt of this letter, write me at least one (or better still, two letters) to Brailov, where I'll be around the 10th (Odessa railway line, Zhmerinka station). Yesterday I received a nice long letter from Kotik. He's living in a dacha near Berlin and is very content; this Kotik is a dear and kind creature. I also received a letter from Nikolay Lvovich, with the news that he's found a lovely apartment for me. I've telegraphed about renting it. I like that this apartment is an altogether separate outbuilding inside the courtyard on Molchanovka. I kiss you, my dear fellow, very, very hard. Yours, P. Tchaikovsky Until we meet! I'll see you in three weeks.