Letter 972
| Date | 21 November/3 December 1878 |
|---|---|
| Addressed to | Modest Tchaikovsky |
| Where written | Florence |
| Language | Russian |
| Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1514) |
| Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 462 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 465–466 (abridged) |
| Notes | Original incorrectly dated "21 November/2 December" |
Text
| Russian text (original) |
Не странно ли писать мне тебе из Флоренции? А пишу. Из письма к Толе, отосланного сегодня утром, ты уже знаешь подробности моего приезда и водворения на вилле Bonciani. Вилла эта есть не что иное, как ресторан, летом очень посещаемый, а в зимнюю пору абсолютно пустой, хотя в нижнем этаже и стоят на всякий случай накрытые столы. Верхний этаж, имеющий характер бельведера, очень хорошо меблированный и весьма уютный, занят мной. Вид из окон и с громадного балкона прекрасный, хотя самая Флоренция заслонена холмом. Тишина мертвая. Квартира хорошо отопляется и отлично освещается. Заботами Н[адежды] Ф[иларетовны] приготовлено тысяча разных вещей или нужных, или приятных. Т. е., кроме громадных и великолепных букетов, кроме миллиона письменных принадлежностей, зубных и всяких других щёточек, мыл, духов и порошков, есть великолепный новый венский рояль. Обед и завтрак очень обильный (Алёша от еды в совершенном восторге), но, как всегда в Италии, не особенно вкусный. Вина великолепные. Ну, словом, обстановка чудная, — даже папиросы (2 р[ублей] 50 сотня) от Бостанжогло есть... После завтрака мы пошли с Алёшей через S[an] Miniato в город. Милый город! Он теперь не имеет того празднично-весёлого вида, который придавала ему весна в наше с тобой пребывание, — но в нем есть что-то мне родное и приветливое. На почте получил по одному письму от Толи, Котека и тебя. Зашёл в кафе и прочёл эти письма с каким-то сладострастием... Письма эти все три успокаивающего и приятного характера. Мне неприятно, однако же, что ты не пишешь повести. Оттуда пошли заказать платье для меня и пальто для Алёши. Потом были в ванне. Так как Алёша очень в своей засиделся, то я пошёл один на Via Tornabuoni, чтобы купить нот у Риккорди, и оттуда на Via Cerretani, где у нашего отеля дал Алёше rendez-vous. Боже мой, как мне приятно было взглянуть на наши окна, увидеть на пороге швейцарской знакомые рожи двух служивших за обедом лакашей... Но чьи шаги я слышу за собой? Кто дружески схватывает меня за талью и говорит мне фамильярно: «Ah, birbante io vi ritrovo!» Оборачиваюсь, смотрю: il signore Napoleone в своем вечном сером пальто и шляпе, сидящей на затылке. Он подобен солнцу, т. е. совершает вечно одно и то же круговращение. Я был рад и не рад. На щеке у него громадный, едва заживший рубец. Говорит, что поссорился с братом и тот хватил его ножом. Так ли это? [...] Купил «Le roi de Lahore». Возвратившись домой, обедал, играл, пил чай, приготовленный Алёшей из чая Н[адежды] Ф[иларетовны], а теперь пишу тебе. Прощай, голубчик. Целую тебя, Колю и Толю. Твой, П. Чайковский Н[адежда] Ф[иларетовна] занимает целый громадный дворец недалеко от меня. Я сегодня послал к Толе письмо с маркой н 25 сантимов, а теперь вспомнил, что нужно в 30. Неужели оно не дойдёт? Какая будет досада! |
