Letter 2300: Difference between revisions

Tchaikovsky Research
m (1 revision imported)
No edit summary
 
Line 7: Line 7:
|Publication={{bibx|1918/15|Прошлое русской музыки. Материалы и исследования ; том 1}} (1920), p. 20–23<br/>{{bib|1970/86|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XII}} (1970), p. 173–175
|Publication={{bibx|1918/15|Прошлое русской музыки. Материалы и исследования ; том 1}} (1920), p. 20–23<br/>{{bib|1970/86|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XII}} (1970), p. 173–175
}}
}}
==Text==
==Text and Translation==
{{Lettertext
{{Lettertext
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=Brett Langston
|Original text={{right|''Подушкино''<br/>15 июня 1883}}
|Original text={{right|''Подушкино''<br/>15 июня 1883}}
Милый Губерт! Из всего последование неприятных происшествий, случившихся зимой в Консерватории, меня всего более, и даже исключительно, занимает тот результат их, что Вы остались ни при чем. Положим, что жить в Алуште очень приятно и что Вам не мешает от дохнуть. Но что будет дальше? В Париже, когда я ещё смутно знал обо всем этом, я был совершенно уверен, что, оставив своё директорство, Вы остались профессором по-прежнему, и очень был удивлён, когда мне сказали, что Вы совсем вышли из Консерватории. На мой вопрос почему Вам не предложено принять профессорское место, мне отвечали, что, хотя, конечно, очень нуждаются в Вас, но не смеют Вам предложить этого, ибо думают, что Вы считаете это унижением для себя. При знаюсь Вам, что мне в первый раз пришло в голову, что можно прилагать к такому учреждению, как Консерватория, точку зрения какой-то табели о рангах. Неужели в самом деле Вы считаете ниже своего достоинства и как бы падением Вашей чести переход от директорского кресла к профессуре? С каких пор декан университетского факультета, почему-либо сложивший с себя эту обузу, должен считать для себя позором сохранение за собой кафедры? Или возможно ли себе представить министра, который после падения своего министерства не захочет быть по-прежнему депутатом? Удивляюсь и не хочу верить, что Вы можете быть столь сильно заражены русским чиновническим духом. По-моему дело сводится к разрешению следующих вопросов.
Милый Губерт! Из всего последование неприятных происшествий, случившихся зимой в Консерватории, меня всего более, и даже исключительно, занимает тот результат их, что Вы остались ни при чем. Положим, что жить в Алуште очень приятно и что Вам не мешает от дохнуть. Но что будет дальше? В Париже, когда я ещё смутно знал обо всем этом, я был совершенно уверен, что, оставив своё директорство, Вы остались профессором по-прежнему, и очень был удивлён, когда мне сказали, что Вы совсем вышли из Консерватории. На мой вопрос почему Вам не предложено принять профессорское место, мне отвечали, что, хотя, конечно, очень нуждаются в Вас, но не смеют Вам предложить этого, ибо думают, что Вы считаете это унижением для себя. Признаюсь Вам, что мне в первый раз пришло в голову, что можно прилагать к такому учреждению, как Консерватория, точку зрения какой-то табели о рангах. Неужели в самом деле Вы считаете ниже своего достоинства и как бы падением Вашей чести переход от директорского кресла к профессуре? С каких пор декан университетского факультета, почему-либо сложивший с себя эту обузу, должен считать для себя позором сохранение за собой кафедры? Или возможно ли себе представить министра, который после падения своего министерства не захочет быть по-прежнему депутатом? Удивляюсь и не хочу верить, что Вы можете быть столь сильно заражены русским чиновническим духом. По-моему дело сводится к разрешению следующих вопросов.


1) Имеете ли вы в виду какое-нибудь место, сопряжённое с обеспеченностью в Петербурге или в другом месте? Если да, то остальные вопросы не годятся, но если нет, то являются дальнейшие вопросы:
1) Имеете ли вы в виду какое-нибудь место, сопряжённое с обеспеченностью в Петербурге или в другом месте? Если да, то остальные вопросы не годятся, но если нет, то являются дальнейшие вопросы:


2) Есть у вас капиталы, доходы, дающие Вам возможность жить без определенных занятий?
2) Есть у вас капиталы, доходы, дающие Вам возможность жить без определенных занятий?
:''Ответ: нет:''
:''Ответ: нет.''


3) Нуждается ли Консерватория в Вас как в профессоре?  
3) Нуждается ли Консерватория в Вас как в профессоре?  
Line 28: Line 28:
:''Ответ: да!''
:''Ответ: да!''


6) Сочтёте ли Вы для себя обидой, если к Вам обратятся с приглашением? Говорят, что ''да''. Но, ей Богу, не могу этому верить. Я очень желал бы быть посредником между Вами и Консерваторией, но, не будучи уполномочен Вами, не могу действовать решительно. Дайте мне какие-нибудь инструкции. Я бы страстно желал, чтобы это устроилось, во 1-х, потому, что не понимаю, как они обойдутся без Вас, а, во 2-х, потому, что как бы ни скучно Вам было профессорствовать, но жить нужно на что-нибудь, и все же это дело для Вас привычное, а уж про пользу, которую Вы принесёте, нечего и говорить. Пожалуйста, Николай Альбертович, напишите мне обстоятельный ответ. Отделайтесь от иерархического, ложного взгляда на Ваше отношение к Консерватории, взгляните на весь вопрос объективно и дайте мне доверенность устроить дело так, чтобы все были довольны. На Ваши дурные отношения к немцам — плюньте! Быв профессором теории, какое Вам было дело до них? Только несколькими обязательными, но скучными знакомствами меньше — вот и все.
6) Сочтёте ли Вы для себя обидой, если к Вам обратятся с приглашением? Говорят, что ''да''. Но, ей Богу, не могу этому верить.  


Про себя несколько кратких сведений. Проведя 5 месяцев в Пари же при больной племяннице и при большом количестве работ, которые я благополучно окончил, я вернулся в отечество в конце мая. Живу теперь у брата Анатолия в деревне, среди восхитительной местности, имея чудесное купанье и бесконечную арену для моих прогулочных ''exploits''. Кругом на бесконечном пространстве леса, местность холмистая и крайне живописная. Предаюсь праздности, но скоро начну что-нибудь работать по симфонической части. В Москве бываю довольно часто, причём не упускаю случая покутить. Из наших общих приятелей здесь Юргенсон, Зверев, Кашкин. Здешняя. Дирекция хочет, чтоб л новую оперу отдал Москве, что совершенно согласуется с моим желанием. Вероятно, всю будущую зиму проведу в России вообще, и в Москве в особенности. Александре Ивановне тысячи поклонов и приветствий.
Я очень желал бы быть посредником между Вами и Консерваторией, но, не будучи уполномочен Вами, не могу действовать решительно. Дайте мне какие-нибудь инструкции. Я бы страстно желал, чтобы это устроилось, во 1-х, потому, что не понимаю, как они обойдутся без Вас, а, во 2-х, потому, что как бы ни скучно Вам было профессорствовать, но жить нужно на что-нибудь, и все же это дело для Вас привычное, а уж про пользу, которую Вы принесёте, нечего и говорить. Пожалуйста, Николай Альбертович, напишите мне обстоятельный ответ. Отделайтесь от иерархического, ложного взгляда на Ваше отношение к Консерватории, взгляните на весь вопрос объективно и дайте мне доверенность устроить дело так, чтобы все были довольны. На Ваши дурные отношения к немцам — плюньте! Быв профессором теории, какое Вам было дело до них? Только несколькими обязательными, но скучными знакомствами меньше — вот и все.
 
Про себя несколько кратких сведений. Проведя 5 месяцев в Париже при больной племяннице и при большом количестве работ, которые я благополучно окончил, я вернулся в отечество в конце мая. Живу теперь у брата Анатолия в деревне, среди восхитительной местности, имея чудесное купанье и бесконечную арену для моих прогулочных ''exploits''. Кругом на бесконечном пространстве леса, местность холмистая и крайне живописная. Предаюсь праздности, но скоро начну что-нибудь работать по симфонической части. В Москве бываю довольно часто, причём не упускаю случая покутить. Из наших общих приятелей здесь Юргенсон, Зверев, Кашкин. Здешняя дирекция хочет, чтобы новую оперу отдал Москве, что совершенно согласуется с моим желанием. Вероятно, всю будущую зиму проведу в России вообще, и в Москве в особенности. Александре Ивановне тысячи поклонов и приветствий.


Жду ответа. Жму Вашу руку крепко.
Жду ответа. Жму Вашу руку крепко.
Line 36: Line 38:
''Адрес. Московско-Смоленская жел[езная] доp[ога], ст[анция] Одинцово, оттуда в село Подушкино''.
''Адрес. Московско-Смоленская жел[езная] доp[ога], ст[анция] Одинцово, оттуда в село Подушкино''.


|Translated text=
|Translated text={{right|''[[Podushkino]]''<br/>15 June 1883}}
Dear [[Hubert]]! Given all the following unpleasant incidents that happened during the winter at the Conservatory, I am all the more, and even exclusively, interested in the outcome that you now have nothing to do with it. Let us assume that living in Alushta is very pleasant and that you may breathe easier there. But what happens next? In [[Paris]], when I was still only vaguely aware of this, I was absolutely certain that, having left your directorship, you had remained a professor as before, and I was astonished when they told me that you left the Conservatory altogether. When I asked why you were not offered a professorship, they answered that, although, of course, they very much need you, they did not dare offer it to you, because they think that you would consider a humiliation for yourself. I confess to you that this was the first time it occurred to me that it was possible to apply the viewpoint of some sort of table of ranks to an institution such as the Conservatory. Do you really consider it beneath your dignity, and, as it were, a reduction in honour to move from a director's post to a professorship? Since when should the dean of a university faculty, who for some reason has set aside this burden, consider it a disgrace to retain his chair? Or is it possible to imagine a minister who, after the abolition of his ministry, would not want to continue as a deputy? I am surprised and do not want to believe that you can be so strongly infected with the Russian bureaucratic spirit. In my opinion, this comes down to resolving the following questions.
 
1) Do you have in mind any position, coming with security, in [[Petersburg]] or elsewhere? If so, then the remaining questions do not apply, but if not, then these next questions come up:
 
2) Do you have capital, income, that affords you the opportunity to live without particular activities?
:''Answer: no''.
 
3) Does the Conservatory need you as a professor?
:''Answer: yes, very much so''.
 
4) Are you in need of the income associated with this position?
:''Answer: yes!''
 
5) Is the Conservatory prepared to earnestly request you, all manner of squabbles forgotten, to become a professor?
:''Answer: yes!''
 
6) Would you consider it an insult if you were approached with an invitation. They say ''yes''. But, by God, I cannot believe it.
 
I should very much like to be an intermediary between you and the Conservatory, but without your authorisation, I cannot act decisively. Give me some sort of instructions. I would passionately wish for this to be resolved: firstly, because I do not understand how they will do without you, and secondly, because no matter how tedious it may be for you to be a professor, you need something to live on, and this is something you are familiar with, to say nothing about the benefits that you will bring. Please, [[Nikolay Hubert|Nikolay Albertovich]], write me a detailed reply. Rid yourself of this false, hierarchical attitude towards the Conservatory, view the whole issue objectively, and give me the authority to arrange things so that everyone will be happy. As for your poor opinion of the Germans — to hell with it! Being a professor of theory, what business will you have with them? Merely a few obligatory but tedious acquaintances — that is all.
 
Some brief information about myself. After spending 5 months in [[Paris]] with my sick niece and a large quantity of work, which I successfully finished, I returned to the fatherland at the end of May. I am now living with my brother [[Anatoly]] in the country, in the midst of delightful surroundings, with wonderful swimming and a boundless arena for my walking ''exploits''. All around is an endless expanse of woods, the terrain is hilly and highly picturesque. I am indulging in idleness, but I shall soon start to do a little work on a symphonic movement. I visit [[Moscow]] quite often, and never miss a chance to carouse. Amongst our mutual friends here are [[Jurgenson]], [[Zverev]] and [[Kashkin]]. The local directorate here wants my new opera to be given in [[Moscow]], which is entirely consistent with my wishes. I shall probably spend the whole of next winter in Russia in general, and in [[Moscow]] in particular. A thousand bows and greetings to [[Aleksandra Hubert|Aleksandra Ivanovna]].
 
I await your answer. I shake your hand firmly.
{{right|Yours P. Tchaikovsky}}
''Address: [[Moscow]]-Smolensk railway line, Odintsovo station, thence to the village of [[Podushkino]]''.
}}
}}

Latest revision as of 14:35, 29 June 2024

Date 15/27 June 1883
Addressed to Nikolay Hubert
Where written Podushkino
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 107)
Publication Прошлое русской музыки. Материалы и исследования ; том 1 (1920), p. 20–23
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XII (1970), p. 173–175

Text and Translation

Russian text
(original)
English translation
By Brett Langston
Подушкино
15 июня 1883

Милый Губерт! Из всего последование неприятных происшествий, случившихся зимой в Консерватории, меня всего более, и даже исключительно, занимает тот результат их, что Вы остались ни при чем. Положим, что жить в Алуште очень приятно и что Вам не мешает от дохнуть. Но что будет дальше? В Париже, когда я ещё смутно знал обо всем этом, я был совершенно уверен, что, оставив своё директорство, Вы остались профессором по-прежнему, и очень был удивлён, когда мне сказали, что Вы совсем вышли из Консерватории. На мой вопрос почему Вам не предложено принять профессорское место, мне отвечали, что, хотя, конечно, очень нуждаются в Вас, но не смеют Вам предложить этого, ибо думают, что Вы считаете это унижением для себя. Признаюсь Вам, что мне в первый раз пришло в голову, что можно прилагать к такому учреждению, как Консерватория, точку зрения какой-то табели о рангах. Неужели в самом деле Вы считаете ниже своего достоинства и как бы падением Вашей чести переход от директорского кресла к профессуре? С каких пор декан университетского факультета, почему-либо сложивший с себя эту обузу, должен считать для себя позором сохранение за собой кафедры? Или возможно ли себе представить министра, который после падения своего министерства не захочет быть по-прежнему депутатом? Удивляюсь и не хочу верить, что Вы можете быть столь сильно заражены русским чиновническим духом. По-моему дело сводится к разрешению следующих вопросов.

1) Имеете ли вы в виду какое-нибудь место, сопряжённое с обеспеченностью в Петербурге или в другом месте? Если да, то остальные вопросы не годятся, но если нет, то являются дальнейшие вопросы:

2) Есть у вас капиталы, доходы, дающие Вам возможность жить без определенных занятий?

Ответ: нет.

3) Нуждается ли Консерватория в Вас как в профессоре?

Ответ: да, очень.

4) Нуждаетесь ли Вы в доходах сопряжённых с этим местом.

Ответ: да!

5) Готова ли Консерватория убедительно просить Вас, за быв всякие дрязги, поступить профессором?

Ответ: да!

6) Сочтёте ли Вы для себя обидой, если к Вам обратятся с приглашением? Говорят, что да. Но, ей Богу, не могу этому верить.

Я очень желал бы быть посредником между Вами и Консерваторией, но, не будучи уполномочен Вами, не могу действовать решительно. Дайте мне какие-нибудь инструкции. Я бы страстно желал, чтобы это устроилось, во 1-х, потому, что не понимаю, как они обойдутся без Вас, а, во 2-х, потому, что как бы ни скучно Вам было профессорствовать, но жить нужно на что-нибудь, и все же это дело для Вас привычное, а уж про пользу, которую Вы принесёте, нечего и говорить. Пожалуйста, Николай Альбертович, напишите мне обстоятельный ответ. Отделайтесь от иерархического, ложного взгляда на Ваше отношение к Консерватории, взгляните на весь вопрос объективно и дайте мне доверенность устроить дело так, чтобы все были довольны. На Ваши дурные отношения к немцам — плюньте! Быв профессором теории, какое Вам было дело до них? Только несколькими обязательными, но скучными знакомствами меньше — вот и все.

Про себя несколько кратких сведений. Проведя 5 месяцев в Париже при больной племяннице и при большом количестве работ, которые я благополучно окончил, я вернулся в отечество в конце мая. Живу теперь у брата Анатолия в деревне, среди восхитительной местности, имея чудесное купанье и бесконечную арену для моих прогулочных exploits. Кругом на бесконечном пространстве леса, местность холмистая и крайне живописная. Предаюсь праздности, но скоро начну что-нибудь работать по симфонической части. В Москве бываю довольно часто, причём не упускаю случая покутить. Из наших общих приятелей здесь Юргенсон, Зверев, Кашкин. Здешняя дирекция хочет, чтобы новую оперу отдал Москве, что совершенно согласуется с моим желанием. Вероятно, всю будущую зиму проведу в России вообще, и в Москве в особенности. Александре Ивановне тысячи поклонов и приветствий.

Жду ответа. Жму Вашу руку крепко.

Ваш П. Чайковский

Адрес. Московско-Смоленская жел[езная] доp[ога], ст[анция] Одинцово, оттуда в село Подушкино.

Podushkino
15 June 1883

Dear Hubert! Given all the following unpleasant incidents that happened during the winter at the Conservatory, I am all the more, and even exclusively, interested in the outcome that you now have nothing to do with it. Let us assume that living in Alushta is very pleasant and that you may breathe easier there. But what happens next? In Paris, when I was still only vaguely aware of this, I was absolutely certain that, having left your directorship, you had remained a professor as before, and I was astonished when they told me that you left the Conservatory altogether. When I asked why you were not offered a professorship, they answered that, although, of course, they very much need you, they did not dare offer it to you, because they think that you would consider a humiliation for yourself. I confess to you that this was the first time it occurred to me that it was possible to apply the viewpoint of some sort of table of ranks to an institution such as the Conservatory. Do you really consider it beneath your dignity, and, as it were, a reduction in honour to move from a director's post to a professorship? Since when should the dean of a university faculty, who for some reason has set aside this burden, consider it a disgrace to retain his chair? Or is it possible to imagine a minister who, after the abolition of his ministry, would not want to continue as a deputy? I am surprised and do not want to believe that you can be so strongly infected with the Russian bureaucratic spirit. In my opinion, this comes down to resolving the following questions.

1) Do you have in mind any position, coming with security, in Petersburg or elsewhere? If so, then the remaining questions do not apply, but if not, then these next questions come up:

2) Do you have capital, income, that affords you the opportunity to live without particular activities?

Answer: no.

3) Does the Conservatory need you as a professor?

Answer: yes, very much so.

4) Are you in need of the income associated with this position?

Answer: yes!

5) Is the Conservatory prepared to earnestly request you, all manner of squabbles forgotten, to become a professor?

Answer: yes!

6) Would you consider it an insult if you were approached with an invitation. They say yes. But, by God, I cannot believe it.

I should very much like to be an intermediary between you and the Conservatory, but without your authorisation, I cannot act decisively. Give me some sort of instructions. I would passionately wish for this to be resolved: firstly, because I do not understand how they will do without you, and secondly, because no matter how tedious it may be for you to be a professor, you need something to live on, and this is something you are familiar with, to say nothing about the benefits that you will bring. Please, Nikolay Albertovich, write me a detailed reply. Rid yourself of this false, hierarchical attitude towards the Conservatory, view the whole issue objectively, and give me the authority to arrange things so that everyone will be happy. As for your poor opinion of the Germans — to hell with it! Being a professor of theory, what business will you have with them? Merely a few obligatory but tedious acquaintances — that is all.

Some brief information about myself. After spending 5 months in Paris with my sick niece and a large quantity of work, which I successfully finished, I returned to the fatherland at the end of May. I am now living with my brother Anatoly in the country, in the midst of delightful surroundings, with wonderful swimming and a boundless arena for my walking exploits. All around is an endless expanse of woods, the terrain is hilly and highly picturesque. I am indulging in idleness, but I shall soon start to do a little work on a symphonic movement. I visit Moscow quite often, and never miss a chance to carouse. Amongst our mutual friends here are Jurgenson, Zverev and Kashkin. The local directorate here wants my new opera to be given in Moscow, which is entirely consistent with my wishes. I shall probably spend the whole of next winter in Russia in general, and in Moscow in particular. A thousand bows and greetings to Aleksandra Ivanovna.

I await your answer. I shake your hand firmly.

Yours P. Tchaikovsky

Address: Moscow-Smolensk railway line, Odintsovo station, thence to the village of Podushkino.