Letter 3562

Date	9/21 May 1888
Addressed to	Praskovya Tchaikovskaya
Where written	Frolovskoye
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 3188)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIV (1974), p. 425

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

9 мая 1888 г[ода] с[ело] Фроловское Голубушка Паничка! Ты и Толя, вероятно, удивлялись или даже сердились, что я давно не писал, но я ведь только сегодня вернулся в Фроловское, а из Петербурга писать решительно не мог. Провёл там 10 дней и ничего, кроме утомления и тоски, не вынес. Конечно, приятно было увидеться со своими, но ведь я их там мало видел—все приходилось в гостях быть. Государю представлялся в Зимнем дворце. Он был, конечно, очень милостив, но мне не пришлось с ним много говорить, ибо он куда-то очень спешил. Это имело вид официального представления, а вовсе не беседы по душе, как в Гатчине. Сашу видел очень мало, ибо она почти все время была больна; опять появились жестокие боли в печени, и к ним ещё прибавились два огромных нарыва в боку, вследствие морфийных вспрыскиваний. На вид она почти не изменилась, впрочем только очень поседела. В ком я нашёл страшную перемену, так это в Бобе, который страшно растолстел, но какой-то болезненной, ненормальной тучностью. Тася очень некрасива и, поподобно матери, часто бывает больна. Очень приятно было мне видеться с Натальей Андреевной; она все та же. Модест здоров и весел ввиду приближающихся каникул. Пенсию свою я получил за четыре месяца. Кстати, о деньгах. Позволь, голубушка, отложить выкуп билетов внутреннего займа до начала октября. Теперь обстоятельства такие, что едва хватит прожить до осени. Ради Бога, прости и не сердись; даю клятвенное обещание, что не позже первых чисел октября уплачу. Зачем Толя тратился на телеграмму к Юргенсону; неужели он думал, что я забуду о 300 рублях? Ну, довольно о деньгах. В моё отсутствие сад и лес покрылись листвой, но все ещё настоящего тепла нет, и я с болью в сердце вспоминаю Тифлис, цветы, солнце. Вообще, я, кажется, ещё больше полюбил Тифлис и часто мечтаю об том, когда снова придётся к вам ехать; должно быть, не утерплю и осенью слетаю к Пане-миле, Толе и Тане, без свиданья с коими не могу долго обходиться. Домом своим я тоже очень доволен; вообще между Фроловским и Майдановым никакого сравнения нет; здесь во всех отношениях в тысячу раз лучше. Спасибо тебе, родная, за письмо, ужасно был рад читать твои изящные каракули. Модя с Колей собираются в Боржом Только в том случае, если и Аргутинский там будет; в противном случае будут жить в Петергофе. Целую, нежно и крепко обнимаю всех трёх. Твой П. Чайковский

9 May 1888 Froloskoye village Golubushka Panichka! You and Tolya are probably surprised, or even angry, that I haven't written for ages, but I just returned to Frolovskoye today, and I absolutely couldn't write from Petersburg. I spent 10 days there, and endured nothing but fatigue and melancholy. Of course, it was nice to see my lot, but I didn't see very much of them — they were all off visiting. I presented myself to the Sovereign in the Winter Palace. He was, of course, very gracious, but I hadn't to talk to him much, because he was in great rush to be somewhere. This had the appearance of an official audience, and not at all a conversation from the heart, as in Gatchina. I saw very little of Sasha, because she was ill almost all the time; the severe pain in her liver has flared up again, accompanied by two enormous abscesses in her side, as a result of the morphine injections. Her appearance is almost unchanged, although she's just turned very grey. It was Bob who I found terribly changed: he's become awfully fat, but with some sort of painful, abnormal corpulence. Tasya is very ugly, and like her mother, is frequently ill. It was very pleasant for me to see Natalya Andreyevna; she's still the same. Modest is well and cheerful due to the approaching holidays. I received my pension for four months. Speaking of money. Permit me, golubushka, to delay the redemption of the domestic lottery tickets until the beginning of October. Circumstances now are such that there is barely enough to live on until the autumn. For God's sake forgive me and don't be angry; I swear on oath that I'll pay no later than the first days of October. Why did Tolya waste money on a telegram to Jurgenson? Did he really think that I would forget about 300 rubles? Well, enough about money. In my absence the garden and woods have become covered with leaves, but there is still no real warmth, and it's with pain in my heart that I remember the Tiflis flowers and sun. Generally, I seem to have become even more enamoured with Tiflis, and I often dream about when I'll have to go to you again; I probably won't be able to resist, and in the autumn I'll fly to Panya-mila, Tolya and Tanya, whom I cannot manage without seeing for a long time. I'm also very contented with my house; generally there is no comparison between Frolovskoye and Maydanovo; it's a thousand times better here in every way. Thank you dear one for the letter; I was awfully glad to read your elegant scribbles. Modya and Kolya are only going to Borzhom if Argutinsky is there; otherwise they'll be living in Peterhof. Tender kisses and warm hugs to all three of you. Yours P. Tchaikovsky