Letter 1199

Date	8/20 June 1879
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1244)
Publication	П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 583–585 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 246–247 (abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 8 июня Признаюсь тебе, Толичка, что мне совсем не нравится твоя записка гадине о вероятности уплаты 200 р[ублей]. Во-первых, это не что иное, как слабость с твоей стороны, во-вторых — ты очень ошибаешься, думая, что политика требует потворствовать вымоганиям и шантажам этой курвы и её пошляка поверенного, а в третьих — у меня денег нет. Теперь я от Н[адежды] Ф[иларетовны] не получил ничего; в августе я получу 2000, но я должен Леве более 1300 р[ублей], Алёше 300, а остальных 400 едва хватит, чтобы ездить, купить множество нужных вещей и вообще продержаться до 1-го октября. Я только теперь, живя в Каменке, сообразил, что мои 600, ввиду моих привычек и большого бюджета, — чистые пустяки и что пора знать цену деньгам и не смотреть на 200 р[ублей] как на плёвое дело. А главное, я нахожу крайне недипломатическим давать злоупотреблять своей и твоей деликатностью этим жохам. Ну, мы поговорим об этом при свидании, и если я и соглашусь подтвердить заявленную тобой вероятность, то разве наполовину, т. е. дам только 100 р[ублей]. Ты скажешь, что на развод я возьму денег от Н[адежды] Ф[иларетовны]. Ах, если б ты знал, как мне бы хотелось не злоупотреблять её щедростью. Притом в последних письмах она что-то все жалуется на дурные дела и как бы тончайшим образом намекает на то, чтоб я был по возможности умереннее. Впрочем ты не виноват, ибо ты не присутствовал при визите, который гадина с сестрой нанесла мне в Москве у Дюссо, и не читал её записки, написанной в тот день. Если б ты при этом был, то, наверное, убедился бы навсегда, что чем больше ей давать, тем она наглее, бессовестнее и подлее. Да и вообще, судя по всему, что ты пишешь о пресловутом поверенном, — можно с уверенностью сказать, что с таким дураком нельзя вести дело и что и на этот раз ровно ничего не выйдет из всей этой истории, точно также, как и прежде. Здесь провёл два дня Фаня. Конечно, несмотря на симпатию к Фане, в первый день я смотрел на него как на злейшего врага, пришедшего нарушить мои привычки и образ жизни, но потом был очень с ним нежен. Он очень милый человек. В случае если придётся жить по делу о разводе в Москве, — я поселюсь у него. Ещё из новостей сообщу тебе о приезде французской гувернантки. Она (между нами сказать) производит на меня впечатление сомнительной личности. Рассказывает, что воспитывалась в Фросдорфе у Граф а Шамбора, а между тем ест ножом. Мне не нравится, что она старается на первых порах эталировать свои таланты: к музыке, к леплению из глины и т. д. Впрочем, будучи немолодой и некрасивой, она не лишена некоторой симпатичности. Тася, при которой она, собственно, состоит, почему-то возненавидела её. Это, конечно, может быть, пройдёт. Но помяни моё слово, что эта особа долго здесь не останется. Теперь Саша и все очень ухаживают за ней, но ни её характер, ни привычки ещё не разъяснились. Сегодня она очень поздно встал и в оправдание рассказывала, что Аннушка, вошедшая к ней в комнату, на вопрос «который час?» ответила нечаянно, вместо 5 минут 8-го, 8 минут 5-го. Увидим. Фанин лакей влюбился в Аннушку и сделал ей предложение. Вечером Сейчас вернулся с чудесного гулянья в Тростянке. Насчёт моих поездок ничего ещё не знаю. Жду ответа от Н[адежды] Ф[иларетовны] на письмо моё, в котором я отклоняю её приглашение. Во всяком случае 1-го июля я буду в Каменке. Если поеду к Кондратьеву, то можем съехаться в Ворожбе или в Киеве. Но к Коле я не поеду. Невозможно быть везде. Ведь мне ещё придётся быть у Модеста! В своё время мы сговоримся с тобой, где встретиться. Всего вероятнее, что я никуда не тронусь. Прощай, мой голубчик. Твой П. Чайковский

Kamenka 8 June I confess to you, Tolichka, that I wasn't altogether pleased with your note to the viper about the probability of paying the 200 rubles. Firstly, this is nothing other than weakness on your part, and secondly, you are very mistaken in thinking that politics requires you to condone the extortion and blackmail of this whore and her tawdry lawyer, and thirdly, I have no money. I haven't received anything now from Nadezhda Filaretovna; in August I'll receive 2000, but I owe Leva more than 1300 rubles, Alyosha 300, and the remaining 400 is barely enough to travel, buy a lot of essential items, and generally to last until 1st October. Only now, living in Kamenka, did I realise that my 600, in view of my habits and large budget, was pure nonsense, and that it was time to recognise the value of money, and not to look at 200 rubles as a trifling matter. But most importantly, I find it undiplomatic in the extreme to give licence to these bandits to take advantage of you and your delicacy. Well, we'll discuss this when we meet, and if I agree to confirm what you stated to be a probability, it will be only half as much, i.e. I'll only give her 100 rubles. You will say that I shall borrow the money for the divorce from Nadezhda Filaretovna. Oh, if only you knew how much I don't want to abuse her generosity. Moreover, in her last letters she keeps complaining about the bad state of her affairs, and, in the most subtle fashion, hinting that I ought to be as moderate as possible. However, you are not to blame, because you were not present when the viper and her sister visited me in Moscow at Dussault's, and you didn't read her note written that day. Had you been there, you would surely have been convinced that the more you give her, the more impudent, shameless and grasping she always becomes. And in general, judging by everything you write about the notorious lawyer, we can confidently say that you cannot do business with such a fool, and that nothing will come out of this whole saga, just as on all the other occasions. Fanya spent a couple of days here. Of course, despite my sympathy for Fanya, on the first day I regarded him as my arch enemy, who had come to disrupt my habits and way of life, but thereafter I was very gentle with him. He is a very sweet fellow. If I'm obliged to live in Moscow during the divorce proceedings, I'll stay with him. Another piece of news to tell you about is the arrival of the French governess. She (between us) gives me the impression of a dubious personality. She says that she was brought up in Forsdof with the Count de Chambord, but meanwhile she eats with a knife. I don't like it that she immediately attempted to impose her interests: for music, for clay modelling, etc. However, being neither young nor pretty, she is not without some sympathy. Tasya, with whom she has actually been placed, hated her for some reason. This may pass, of course. But mark my words, this person will not be staying here for long. For now Sasha and everyone are taking great care of her, but neither her character nor her habits have yet become clear. Today she rose very late and justified this by saying that Annushka, who came into her room, inadvertently answered the question "what is the time?" by saying 8 minutes past 5 instead of 5 minutes past 8. We'll see. Fanya's lackey has fallen in love with Annushka and proposed to her. Evening I've just returned from a wonderful stroll to Trostyanka. I don't now anything regarding my travels yet. I'm awaiting an answer to my letter to Nadezhda Filaretovna, in which I decline her invitation. In any case, I'll be in Kamenka on 1st July. If I go to Kondratyev's, then we can meet in Vorozhba or Kiev. But I won't be going to Kolya's. It's impossible to be everywhere. After all, I still have to go to Modest's! In due time we'll agree where to meet. In all likelihood I won't budge anywhere. Farewell, my golubchik. Yours P. Tchaikovsky