Letter 3002

Date	11/23 July 1886
Addressed to	Yuliya Shpazhinskaya
Where written	Maydanovo
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2065)
Publication	П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 297–298 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 399–401

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

11 июля 1886 г[ода] с[ело] Майданово Многоуважаемая и добрейшая Юлия Петровна! Читая описание Вашего путешествия, я глубоко возмущался тем обстоятельством, что Вы ехали в 3-ем классе. Никакие соображения экономического свойства не могут примирить меня с жестокостью, которую проявил в этом случае И[пполит] В[асильевич]. Я могу допустить, что в силу роковых обстоятельств он, и не желая Вам, в сущности, зла, испортил Вашу жизнь, могу найти извинения и оправдания его действиям, как бы они ни были убийственно жестоки по отношению к Вам, — но каким образом в наше время человек не безусловно бедный может выпроводить свою Агарь с Измаилом (когда и та и другой люди больные) в такой дальний путь при столь ужасной обстановке, — это выше моего понимания. Я чувствую, что этого я ему уж никогда не прощу. Добрейшая Юлия Петровна! Если Вы ранее конца сезона не можете обзавестись квартирой, — то почему бы Вам не переехать на все лето куда-нибудь на Южный берег. Ведь деньги истратите те же, а между тем я знаю и чувствую, что пребывание вне города, у моря, в виду гор, вдали от артиллерийских учений и шума мостовой, — было бы несравненно полезнее для Вас и для Юши. Вы напрасно мучите себя мыслью, что нравственное воспитание Юши ускользает из Ваших рук. Если оно отчасти и так, — то ведь это судьба всех матерей. Та доля нравственного благого влияния, которую всякая хорошая мать и хорошая женщина оказывает на своего сына, несомненно отразится и на Юше. Но Вы не можете препятствовать, чтобы мальчик, достигший известного возраста и посещающий общественное заведение, подпадал и под разные посторонние, как хорошие, так и дурные, воздействия. Против невозможности Вы ничего не поделаете, — следовательно, напрасно убиваться по поводу Юши не следует. Если натура его не есть почва особенно благодатная для плевел (а я в этом не сомневаюсь, ибо Юша не был бы так симпатичен, если б в нем не имелись все задатки будущего хорошего человека), то опасности оттого, что он не постоянно с Вами и что Вы не следите за ним как тень, — не предвидится. Я даже на своём веку сделал наблюдение, что мальчики, слишком упорно державшиеся около матери и над которыми эти матери мудрили, — всегда выходили неудачными. Я думаю, что Вам не так трудно будет переносить тягость ответственности за правильность воспитания Юши, если Вы свыкнитесь с мыслью, что каждый птенец-мальчик оперившись, любит летать и без матери и что нужно дать ему некоторую свободу в этом отношении. Он всё-таки далеко от тепленького гнёздышка не улетит. Я радуюсь, что И[пполит] В[асильевич] проявил чувство нежности при Вашем отъезде, — но я предпочёл бы, чтобы он озаботился о комфортабельности Вашего путешествия. Это было бы более веским доказательством таящейся в глубине сердца любви к Вам и детям. Напрасно Вы думаете, однако ж, что это последняя вспышка. Поверьте, что охлаждение к другому семейству неизбежно наступит и что чем дольше он будет вдали от Вас, тем решительнее и бесповоротнее он вернётся к естественным привязанностям. Ведь он все это время слепотствовал и, как я ни сержусь теперь па него (за 3-ий класс), но я все же решительно не могу признать в нем безусловно недоброго человека и· совершенно уверен, что реакция наступит. Вы не можете себе представить, как мне приятно думать, что Софья Михайловна с Вами. Это для Вас неоценённая опора во всех Ваших горестях и материнских заботах. Она внушает мне необыкновенно сильную симпатию. Про себя я скажу Вам, что живу мирно в деревне. Горе, о котором я писал Вам, отошло уже в область прошлого и перестало быть злобой дня. Работаю над 4-м действием (оно превосходно написано Ип[политом] Вас[ильеви]чем), но не особенно прилежно. Как-то нездоровится, настоящей охоты к труду нет. Замечательно, что летом я всегда чувствую себя хуже, чем зимой, и что работается мне несравненно лучше, когда 3-х аршинный слой снега лежит на полях. Однако ж все же надеюсь окончить вчерне оперу к осени. Лето у нас отвратительное — я не запомню подобного. Дождь идёт ежедневно, а сегодня, напр[имер], совершенно осенний день с бесконечным мелким дождичком и сыростью, проникающей до костей. Был недавно в Москве по делам и, между прочим, испытал большое удовольствие, слушая за обедней в Успенском соборе несколько моих вещей. Мне пришлось в 1-й раз в жизни слушать свои церковно-музыкальные сочинения во время богослужения. Передайте от меня выражение глубочайшего почтения Софье Михайловне, Антонине Ипполитовне, низко кланяюсь и от всего сердца обнимаю Юшу. Ваш, П. Чайковский Как я желал бы, чтобы Вы жили летом на Южном берегу.

11 July 1886 Maydanovo village Most respected and most kind Yuliya Petrovna! Reading the decryption of your journey, I was profoundly indignant at the fact that you were travelling in 3rd class. No considerations of an economic nature can reconcile me with the cruelty that Ippolit Vasilyevich demonstrated in this instance. I can acknowledge that in the grip of fatal circumstances, and without actually wishing you harm, he has ruined your life; I can find excuses and justifications for his actions, no matter how mortally cruel they were towards you — but how in our time a person who is not absolutely destitute can send his Hara and Ishmael (when both are sick people) on such a long journey in such awful circumstances is beyond my understanding. I feel that I can never forgive him for this. Most kind Yuliya Petrovna! If you cannot obtain an apartment for yourself before the end of the season, then why not move somewhere on the South Coast for the whole summer? After all, you will be spending the same money, and yet I know and feel that staying outside the city, by the sea, in view of the mountains, far from artillery exercises and the noise of the road, would be incomparably more beneficial for you and for Yusha. It is futile tormenting yourself with the thought that Yusha's moral education is slipping from your grasp. Insofar as this is partly true, then such is the fate of all mothers. That share of the good moral influence that every good mother and good woman has on her son will undoubtedly be reflected in Yusha. But you cannot prevent a boy who has reached a certain age and attends a public institution from being subject to a variety of outside influences, both good and bad. You can do nothing against this impossibility — therefore you ought not to worry about Yusha in vain. If his nature is not especially fertile ground for chaff (and I have no doubt about this, because Yusha would not be so agreeable if he did not have all the signs of a future good person), then I foresee that there is no danger from the fact that he is not constantly with you, and that you are not following him like a shadow. Even in my time, I made the observation that boys who remained too stubbornly close to their mothers, and whose mothers thought they knew best, always turned out unsuccessfully. I think that it will not be as difficult for you to bear the burden of responsibility for Yusha's correct upbringing if you become accustomed to the idea that every boy chick, after fledging, loves to fly without his mother, and that you need to give him some freedom in this regard. He will still not fly far from a warm nest. I am glad that Ippolit Vasilyevich showed tender feelings on your departure, but I would rather he had ensured that your journey would be a comfortable one. This would have been all the more compelling evidence of the love concealed in the depths of his heart for you and the children. However, it is pointless your thinking that this is the last gasp. Be sure that a cooling towards the other family shall inevitably come, and that the longer he is away from you, the more decisively and irrevocably he will return to his natural relationships. After all, he has been blinded this whole time, and no matter how I angry I am with him now (for the 3rd class), I still decidedly cannot see him as an incorrigibly unkind person, and I am absolutely sure that a reaction will occur. You cannot imagine how pleased I am to think that Sofya Mikhaylovna is with you. She is an invaluable support for you in all your sorrows and maternal concerns. She inspires me with an exceptionally strong sympathy. As for myself, I shall tell you that I am living peacefully in the country. The grief, about which I wrote to you, has already receded into the realm of the past, and has ceased to be the scourge of the day. I am working on the 4th act (it was excellently written by Ippolit Vasilyevich), but not particularly diligently. I feel vaguely unwell, with no desire to work at present. It is remarkable that in the summer I always feel worse in myself than in the winter, and that I work incomparably better when the fields are under 7 feet of snow. However, I still hope to finish the draft of the opera by the autumn. We have had a foul summer — I do not remember anything like it. It rains every day, and today, for example, is a completely autumnal day with incessant light rain and a dampness penetrating to the bones. I was recently in Moscow on business, and while I was there, I experienced great pleasure listening to some of my works during mass at the Cathedral of the Assumption. For the first time in my life, I had occasion to hear my liturgical compositions during a church service. Kindly express my deepest respects to Sofya Mikhaylovna, Antonina Ippolitovna, a low bow and a heartfelt hug to Yusha. Yours, P. Tchaikovsky How I wish you could live on the South Coast in the summer.