Letter 3766: Difference between revisions
No edit summary |
m (1 revision imported) |
(No difference)
|
Revision as of 22:31, 14 July 2022
Date | 9/21 January 1889 |
---|---|
Addressed to | Yuliya Shpazhinskaya |
Where written | Frolovskoye |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 2116) |
Publication | П. И. Чайковский. С. И. Танеев. Письма (1951), p. 346–347 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XV-А (1976), p. 26–27 |
Text
Russian text (original) |
9 янв[аря] [18]89' г[ода] с[ело] Фроловское Добрейшая Юлия Петровна!
Обещал Вам обстоятельное письмо, — а кажется, и сегодня не придётся по душе побеседовать. Жизнь моя слагается так, что я решительно через силу должен поддерживать свою огромную корреспонденцию и беспрестанно заслуживаю упрёки и справедливые сетования. Все это время я поистине каторжник, ибо принуждён напрягать все свои силы к теперешней работе, зная, что если я до выезда за границу не окончу черновых эскизов балета, — то не поспею вовремя представить в дирекцию свою партитуру. Между тем не могу не заметить, что годы дают себя чувствовать, что прежней лёгкости нет, что если усилием воли я и добиваюсь быстроты в работе, — то это очень отзывается на моих нервах. Следовало бы теперь, может быть, отказаться от заграничной поездки и преспокойно, с прохладкой, заняться балетом, — но мне как-то неловко отказываться от заграничных приглашений; ведь в лице моем чествуется не только пишущий эти строки, но и вся русская музыка! Благо зовут меня и интересуются мной — я должен, мне кажется, этим пользоваться. А что мне эти поездки, как бы ни был велик мой успех, очень тяжки, очень не соответствуют моей натуре, склонной к уединению, к кабинетному труду, до болезненности застенчивой и чуждой стремления к выказыванию себя, — то в этом, я думаю, Вы не сомневаетесь. Как бы то ни было, но 19 янв[аря] я должен отсюда выехать, сначала в Петербург, оттуда, через 2 дня, в Кёльн, потом Франкфурт, Дрезден и т. д. Во время моего странствования по Европе покорнейше прошу Вас адресовать следующим образом: Berlin, am Carlsbad, No. 19, Hermann Wolff für P. Tschaikowsky. Я буду от времени до времени извещать Вас о своих концертах, но предвижу, что буду писать коротко и необстоятельно. Я рад был узнать из Вашего последнего письма, что Ваше здоровье лучше. Мне кажется, что натура Ваша именно потому, что она болезненно нервная, очень вынослива, и какое-то предчувствие мне говорит, что Вы не только будете совершенно здоровы, но ещё в жизни Вашей будут светлые дни и настоящие радости. То, что Вы пишете по поводу дочери, возбуждает во мне чувство, близкое к злобе и негодованию, — но распространяться не буду, ибо только подолью масла в огонь. Но зато трогательно и в высшей степени знаменательно, что невзгоды, больничная, по Вашему выражению, обстановка и вообще лишённая радостей жизнь, имели на неё благотворное воздействие. Сколько, помнится, прежде Вас огорчали её недостаточная серьёзность, бездействие и бесплодное скучание. Теперь, очевидно, она стала совсем другой. А я снова запою ту же песенку. Не зарывайте свой талант в землю. При малейшей возможности примитесь опять за работу. На такие натуры, как Ваша, неудачи должны действовать деморализирующим образом только временно, — позднее, когда огорчение от новой неудачи утратит первоначальную свою остроту, — они должны быть стимулом к новой попытке. Не удался театр — попробуйте опять что-нибудь в повествовательной форме, только не длинное и непременно что-нибудь пережитое, выстраданное, очень субъективное (женщины-писательницы, мне кажется, должны быть таковы; в этом их и слабость и сила; примеры Жорж Санд, Жорж Эллиот, наша Кохановская и т. д.). Читали ли Вы что-нибудь Чехова? Этот молодой писатель, по-моему, обещает быть очень крупной литературной силой. Не хотите ли, чтобы я прислал Вам сборники его мелких рассказов (он крупных вещей не пишет!). Почтительно кланяюсь Софье Михайловне; передайте мои поклоны милым детям Вашим. Будьте здоровы, добрейшая Юлия Петровна! Ваш, П. Чайковский |