Letter 1558

Date	7/19 August 1880
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1603)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том IX (1965), p. 229–230 (abridged) Неизвестный Чайковский (2009), p. 274–275

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

7 августа 1880 Ты очень удивишься, Модичка, когда сейчас узнаешь, что я только что вернулся из Киева. Я ездил туда получать деньги посланные мне Юргенсоном, да кстати исполнить тысячу поручений от всех наших, да и себе купить многие запасы на несколько месяцев, которые намерен здесь провести безвыездно. Хотя было до крайности утомительно покупать шерсти, шелка, термометры, палки, духи, умыванья и все, что мне было поручено, но я всё-таки очень приятно провёл время, соря деньгами, как набоб, за обедом заказывая замороженное шампанское, покупая для себя все, чего хотелось моей капризной фантазии, а по временам забегая любоваться видами в Царский сад и не совсем без успеха ища там приключений. Два вечера сряду был в Шато и веселился как малое дитя, смотря на акробатические штуки семейства Братц или смотря на четырёх венских евреев, помнишь, тех, что пели: Репертуар их обогатился разными прелестными штуками. Половина второго дня моего пребывания в Киеве была совершенно, впрочем, отравлена тем обстоятельством, что я встретил Женю Кондратьева (это ещё ничего!), от коего узнал, что Донауров вместе с ним в Киеве и в припадке обычной мигрени. Скрепя сердце забежал к нему, а вечер пришлось провести вместе. Только теперь я убедился, что Донауров никогда не был мне симпатичен. Мне было неприятно его видеть. Физически он не переменился ни на волос, да и вообще остался тот же, но только ужасно много врёт и хвастается своими победами. Оказывается, что чуть ли не вся действовавшая в последнюю войну армия проводила с ним ночи. Все в восторге от его ума, талантов, и все знают его романсы, чему он будто бы удивляется, но, в сущности, очень рад. Приехал вчера вечером и Толю застал уже здесь: он приехал от Коли через Знаменку. Я нахожу Толю очень здорово выглядящим, загорелым, бодрым и весёлым. Оказывается, что он уже вполне омосквичился, что нисколько не скучал, что Петербурга нимало не жалеет и с большим удовольствием взирает на свою будущую жизнь в Москве. Это меня очень радует. Рассказал мне всю историю Лароша за последнее время. Это поразительно интересно, и, Боже мой, что это за благодарный тип для литературного воспроизведения! Целый ряд отъявленных подлостей и низостей, колебаний между Кат[ериной] Ив[ановной] и свободной жизнью закончился тем, что получивши от матери Кат[ерины] Ив[ановны] 5000 рублей сер[ебром], он прекратил свои посещения Рубинштейна и Толи и уехал с Кат[ериной] Ив[ановной] в Париж на пароходе. Ужасно хочется знать, доехали ли они и что будут там делать. Впрочем очень может быть, что [это] якорь спасения для Лароша и что в Париже он возродится. Перед отъездом он ездил на лихачах, стал франтить, но тщательно избегал встреч с Толей. Каменка мне все ещё не нравится; об Симаках все ещё думаю с сжиманием сердца. Модя, что ты предпочитаешь? Жить в комнате Пелази или в флигеле в большом доме? Скажи. и то и другое возможно. Merci за письма. Целую. Толя обнимает. П. Чайковский

7 August 1880 You will be very surprised, Modichka, to now learn that I've just returned from Kiev. I went there to receive the money Jurgenson sent me, and along the way to carry out a thousand instructions from all of our lot, and also to buy myself enough supplies for several months, which I intend spending here without leaving. Although it was tiresome in the extreme to purchase wool, silk, thermometers, canes, perfumes, toiletries and everything that was entrusted to me, I had a very pleasant time all the same, throwing money around like a nabob, ordering chilled champagne at dinner, buying myself everything that my capricious fantasies desired, and dashing off now and again to admire the views of the Tsar's garden, and not altogether unsuccessfully seeking adventure there. I was at the Château two evenings in a row, and enjoyed myself like a little child, watching the acrobatic tricks of the Bratz family, or watching the four Viennese Jews, you remember, the ones who sang: Their repertoire has been enriched with a variety of delightful things. Half of my second day in Kiev was, however, utterly poisoned by the fact that I encountered Zhenya Kondratyev (that's nothing!), from whom I learned that Donaurov was with him in Kiev, and in the throes of his usual migraine. I reluctantly ran off to see him, and had to spend the evening together. Only now I was convinced that Donaurov had never been agreeable to me. It was unpleasant for me to see him. Physically he hasn't changed a whisker, and in general he's stayed the same, but he lies an awful lot and boasts about his victories. It turns out that practically the whole of the army engaged in the last war spent their nights with him. Everyone is delighted with his intelligence and talent, and everyone knows about his romances, which appears to surprise him, but which, in essence, he is very happy about. I arrived yesterday evening and found Tolya already here: he came from Kolya's via Znamenka. I found Tolya looking very well, tanned, cheerful and happy. It turns out that he has already become a complete Muscovite, that he isn't bored in the least, he doesn't miss Petersburg at all, and views his future life in Moscow with great pleasure. This makes me very happy. He told me the whole story about Laroche lately. It is astonishingly interesting and, by God, what how fitting he is for a depiction in literature! A whole series of downright mean and base deeds, wavering between Katerina Ivanovna and a life of freedom, ended up with him receiving 5000 silver rubles from Katerina Ivanovna's mother, whereupon he broke off his visit to Rubinstein and Tolya, and left with Katerina Ivanovna on a boat to Paris. I'm awfully keen to know whether they made it there, and what they'll do. Anyway, it may well be that this is an anchor of salvation for Laroche and that he'll be a new man in Paris. Before leaving, he was taking reckless drives and had started showing off, while carefully avoided meeting Tolya. I still don't like Kamenka; I keep thinking about Simaki with a heavy heart. Modya, what do you prefer? To live in Pelazi's room or in the outbuilding to the big house? Tell me — both are possible. Merci for the letter. Kisses. Hugs from Tolya. P. Tchaikovsky