Letter 4364
Date | 3/15 April 1891 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Rouen |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1962) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 3 (1902), p. 435–436 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 479–480 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XVI-А (1976), p. 86–87 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 480–481 (English translation) Tchaikovsky in America. The composer's visit in 1891 (1986), p. 36–37 (English translation) |
Text
Russian text (original) |
15/3 апр[еля] 1891 Милый Модя! После твоего отъезда 1 начались мои терзания и мучения и шли все Crescendo, а вчера вечером я дошёл до кризиса, кончившегося тем, что я написал И. А. Всеволожскому большое письмо. Теперь гора свалилась с плеч, и я выздоровел после трёх дневного сумасшествия. Главная причина моего отчаяния была та, что я тщетно напрягал свои усилия к работе. Ничего не выходило, кроме мерзости. Вместе с тем «Casse-Noisette» * и даже «Дочь короля Рене» обратились в какие-то ужасающие, лихорадочные кошмары, столь ненавистные, что, кажется, нет сил выразить. Меня просто терзало сознание совершенной невозможности хорошо исполнить взятый на себя труд. А перспектива постоянного напряжения и на пути в Америку, и там, и по возвращении стала каким-то грозным, убийственным призраком. Трудно передать все, что я испытал, — но не помню, чтобы когда-либо был столь несчастным. А как фон для моих авторских мучений прибавь себе ещё ту тоску по родине, которую я предвидел и без которой никогда я теперь не обхожусь вне России. Наконец сегодня н о чью я решил, что так продолжаться не может, и утром написал большое письмо к Всеволожскому, в коем прошу его не сердиться на меня за то, что оперу и балет я не могу представить раньше, как к сезону 1892-1893. Теперь гора свалилась с плеч. В самом деле, к чему я буду мучиться и напрягать себя? И может ли выйти что-нибудь хорошего из такого напряжения. Вот уж я дошёл до того, что даже «Дочь кор[оля] Рене» ненавижу. А ведь вся штука в том, что я должен её любить!!! Ну словом, я должен поехать в Америку, не имея в перспективе непосильного, срочного труда, иначе я просто с ума сойду. Я и теперь так разнервничался, что и Всеволожскому писал и тебе пишу с лихорадочною нервною дрожью. Нет! К черту напряжение, торопливость, нравственные пытки. Я ведь чувствую, что из «Дочери кор[оля] Р[енe] » могу сделать шедевр, — но не при этих условиях. Цель моего письма к тебе, чтобы ты сходил к Всеволожскому и убедил его не сердиться на меня. Если он не поймёт причин моей решимости (они ведь все думают, что мне стоит сесть и в 5 минут я могу опер у написать), то объясни ему, что я в самом деле не в состоянии исполнить обещание; что я очень утомлён парижскими эмоциями, что мне предстоят такие же в Америке и т. д., и т. д. Сегодня поеду в Париж, чтобы рассеяться. Про Руан ничего не скажу, ибо я ничего не видел, кроме. Музея картин, очень мне понравившихся. Погода такая же, холодная и пасмурная. В общем, Руан противен. Был в театре не надолго (Musette). Ты, счастливый, теперь уже в России!!! Обнимаю тебя, Боба и Колю. О, какая гора у меня с плеч свалилась. П. Чайковский |