Letter 195

Date	1/13 June 1870
Addressed to	Anatoly Tchaikovsky
Where written	Soden
Language	Russian
Autograph Location	unknown
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 345 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 151–153 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 65–66 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 219–220 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 63–64 (English translation; abridged)
Notes	Manuscript copy in Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve

Text and Translation

Based on a handwritten copy in the Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve at Klin (omitting the signature and last line with the address), which may contain differences in formatting and content from Tchaikovsky's original letter.

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Соден 13/1 июня 1870 г[ода] Милый мой Толька! Я очень виноват перед тобой; не успел тебе писнуть перед отъездом из Москвы, а в Петербурге и Париже я так много бегал, что не нашёл свободной минутки. Прежде всего насчёт визитов к Мотовилову скажу тебе, что этот изверг естества взял да уехал куда-то (в Симбирск, кажется) и так до самого моего отъезда и не возвращался. В Петербурге я говорил о тебе с Мишей. Он говорит, что перейти в Москву на место следователя было бы хорошо; но особенно сильно желать сего не следует, так как он полагает, что в Киеве ты на очень хорошей дороге. Впрочем, мы с Мишей ещё наверно увидимся за границей, и, разумеется, я буду много говорить с ним о тебе и о Модьке. Этот последний расскажет тебе подробности моего пребывания в Питере, и потому я о них умалчиваю; упомяну только о тяжком гнёте Мещерского с одной стороны и Балакирева с другой, чтобы ты мог понять, каково мне было среди двух огней. Моденька был очень мил, и я был им доволен; меня радует то, что он весел и едет в провинцию без тоски и страху. От Питера до Парижа я ехал безостановочно; устал страшно и подъезжал в ужасном волнении. Я боялся найти Шиловского умирающим, однако, хотя он и очень слаб, но все же я ожидал худшего. Радость его при виде меня была неописанная. Мы пробыли в Париже 3 суток и затем отправились сюда. Так как я Париж люблю, то, разумеется, эти три дня прошли для меня приятно; был в трёх театрах и много гулял. Сильно напуган был обмороком Володи, — но всё прошло благополучно. Соден — небольшая, чистенькая деревня, лежащая у подножья горного хребта Таунус. Местоположение красивое, и воздух превосходный; но огромное множество чахоточных придаёт Содену характер несколько мрачный, вследствие чего в день приезда на меня напала такая тоска, что я с трудом удерживался от истерики. Теперь тоска угомонилась; я очень серьёзно отношусь к своей обязанности следить за Володей; он висит на ни точке; доктор сказал, что при малейшей неосторожности он может впасть в чахотку, если же он выдержит хорошо лечение, то может быть спасён. Любовь его ко мне и благодарность за мой приезд так трогательны, что я с удовольствием принимаю на себя обязанность быть аргусом его, т. е. спасителем его жизни. Что меня особенно убивало сначала — это мысль, что я так долго не увижу ни тебя, ни Модест, ни Сашу; эта мысль и теперь меня терзает, но я полагаю, что к концу лета я найду возможность вернуться в Москву с юга и заеду в Каменку и Киев. Мы пробудем здесь 5 недель, а что потом будет — не знаю. Разумеется, я ещё несколько раз буду писать тебе и Моде. Следующее письмо я пошлю Моде прямо в Каменку, а он перешлёт тебе для прочтения. Вчера мы ездили с Володей на ослах. Я не нашёл это особенно весёлым; животные эти оправдывают свою репутацию; они так глупы и ленивы, что не быв прибиты по заднице палкой, ни за что не идут вперёд. Что меня приводит в восторг, так это вид гор. А что будет, если я увижу Швейцарию, куда я непременно отправлюсь с Володей. В Содене множество русских; я с ними не знакомлюсь и благодарю Бога, что не встретил никого из петербургских и московских знакомых. Работать много не буду, однако ж кое-что сделаю. Ради Бога, пиши мне, мой голубчик, и скажи Моде при его проезде, чтобы подробно написал о том, что он делал с минуты нашего расставания. В случае, если он уже проехал, перешли ему это письмо в Каменку. Целую тебя необычайно крепко. Адрес: [...]

Soden 13/1 June 1870 My dear Tolka! I'm very shame faced before you; I didn't manage to write to you before leaving Moscow, and I was running around so much in Petersburg and Paris that I didn't find a free moment. First of all, regarding the visits to Motovilov, I'll tell you that this freak of nature took himself off somewhere (to Simbirsk, apparently), and hadn't returned by the time I left. In Petersburg I talked about you with Misha. He says that it would be good for you to move to Moscow in the role of an investigator; but you ought not to wish for this particularly strongly, since he believes that you're on good path in Kiev. Anyway, Misha and I will probably see each other again abroad, and naturally I'll be talking to him a lot about you and about Modka. The latter will tell you the details of my stay in Piter, and therefore I'll keep quiet about them; I'll only mention the hefty weight of Meshchersky on the one side, and Balakirev on the other, so you can understand what it was like for me between two fires. Modenka was very sweet, and I was pleased with him; I'm glad that he's cheerful, and going to the province without fear or moping. I travelled from Piter to Paris without stopping; I was awfully tired, and terribly agitated along the way. I was afraid of finding Shilovsky dying; however, although he's very weak, I still almost expected the worst. His joy at the sight of my was indescribable. We stayed in Paris for 3 days and then set off here. Since I love Paris, then naturally these three days passed pleasantly for me; I went to three theatres and walked a lot. I had quite a fright when Volodya fainted — but it all turned out fine. Soden is a smallish, clean village, lying at the foot of the Taunus mountain range. The location is beautiful and the air is excellent; but the huge number of consumptives gives Soden a somewhat gloomy character, as a result of which on the day of my arrival I was seized by such melancholy that I could barely restrain myself from hysterics. Now the melancholy has eased; I take my responsibility to care for Volodya very seriously; he's hanging by a thread; the doctor said that the slightest imprudence could cause him to sink into consumption, but provided he endures the treatment well, he can be saved. His love for me and gratitude for my visit are so touching that I gladly accept the responsibility of being his Argus, i.e. the saviour of his life. What particularly mortified me at first was the thought that I wouldn't see you, Modest or Sasha for ages; this thought still torments me, but I believe that by the end of the summer I'll find an opportunity to return to Moscow from the south, and visit Kamenka and Kiev. We'll stay here for 5 weeks, and I don't know what will happen then. Naturally, I'll be writing to you and Modya a few more times. I'll send the next letter straight to Modya at Kamenka, and he'll forward it for you to read. Yesterday Volodya and I rode on donkeys. I didn't find it particularly enjoyable; these animals live up to their reputation; they are so stupid and lazy that without being beaten on the backside with a stick, they never move forward. It's the view of the mountains that excites me. Imagine what will happen if I see Switzerland, where I'll certainly be going with Volodya. There are a lot of Russians in Soden; I don't know them, and thank God that I haven't met any of my Moscow and Petersburg acquaintances. I won't be working much, but I'll do something. For God's sake write to me, my golubchik, and tell Modya when he passes through to write in detail about what he's been doing since we parted ways. If he's already passed through, send this letter to him in Kamenka. I kiss you exceptionally hard. Address: [...]