Letter 2152

Date	1/13 November 1882
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Kamenka
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1681)
Publication	П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 272–273

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Каменка 1-го ноября Модичка! В очень неблагоприятную минуту приходится писать тебе, и потому извини, что письмо будет жалкое, неинтересное. Я в эту минуту нахожусь в страшно расстроенном состоянии, и вот почему. За обедом учитель Мити и Володи спрашивает меня: когда я поеду в Рим. Я ответил: не знаю, но знаю, что через несколько дней еду в Москву и Петербург. В эту минуту Таня вдруг обращается ко мне и говорит: «Не правда ли, мне можно будет с тобой ехать?» Не знаю, что я пробормотал в ответ, но знаю, что моментально кровь мне бросилась в голову, и я, должно быть, страшно покраснел. Никак я не ожидал этого. Мне казалось, что Таня умнее, чем она есть. Болезненность ощущений, которые испытываю в отношении её, такова, что никаким пером её не описать. Я не только не могу с ней провести tête-à-tête два дня путешествия, но даже тут, в большом обществе, я положительно делаюсь болен, как только она входит в комнату, где я. Конечно, она этого не заслуживает, конечно, я виноват в том, что буквально не могу переносить её и постоянно мучаюсь сознанием этой несправедливости, — но тем не менее факт тот, что я смотрю на путешествие с ней как на величайшее бедствие. Только одно меня не радовало, когда я помышлял о предстоящей поездке, сулящей мне множество тяжёлых минут, — это то, что я не буду видеть её, и вдруг не только я с ней поеду, но и обречён в Москве и Петербурге проводить с ней время! Нет, я решительно не могу этого. и как это ни будет жестоко, — я должен выдумать что-нибудь чтобы избегнуть этой совместной поездки. Напрягаю мозги, чтобы что-нибудь выдумать, исключительно занят этим, и потому прости, что кое-как пишу. Ты такие чудные, интересные письма мне пишешь! Про здешнюю жизнь ничего особенного сказать нечего. Все более или менее здоровы. Таня пролежала опять несколько дней, — но это уж так вошло в обычай, что особенного смущения не производит. Занятия мои идут порядочно, — но не так скоро, как я бы этого желал. Как я жалею, что не уехал раньше. Мне хотелось кончить первое действие, прежде чем уехать, и вот дождался того, что Таня едет в одно время со мной. Последнее твоё письмо, где ты распространяешься о Гитри, мне было приятно в особенности оттого, что Гитри заслонил собой неприглядность твоей петербургской жизни. Но я думаю, что ты, щадя меня, стараешься не напирать на мерзость твоего теперешнего положения. Чувствую, что в Петербурге буду лишь сожалеть тебя, и мысль, что ты останешься в этой мерзости запустения, когда я поеду за границу, отравляет мне все удовольствие путешествия. Ах, если б ты мог, бедненький, удрать! Не знаю, как порешу с своим отъездом, но когда что-нибудь придумаю, — извещу. Во всяком случае, в этом месяце увидимся. Целую, обнимаю тебя и Колю. Прости, что кое-как пишу. Твой П. Чайковский

Kamenka 1st November Modichka! I am obliged to write to you at a most unpropitious moment, and so forgive me that the letter will be poor and uninteresting. At this moment I'm in a terribly upset state, and this is why. At dinner, Mitya and Volodya's tutor asks me: when am I going to Rome? I answered that I do not know, but I know that in a few days I am going to Moscow and Petersburg. At that moment Tanya suddenly turns to me and says: "Isn't it true that I can go with you?". I don't know what I muttered in response, but I know that the blood immediately rushed to my heard, and I must have turned awfully red. I never anticipated this. It seemed to me that Tanya was cleverer than she is. The pain of the feelings I experience regarding her is such that no pen can describe it. Not only can I not spend two days travelling tête-à-tête with her, but even here, amongst a large company, I become positively ill as soon as she enters the room I am in. Of course she doesn't deserve this, of course I'm guilty of literally being unable to stand her, and of constantly being tormented by the awareness of this injustice — but nevertheless, the fact is that I regard travelling with her as the utmost catastrophe. There was only one thing that I was glad about when contemplating the forthcoming trip, which promises me a multitude of many difficult moments — that I would not see her, and suddenly, not only would I be travelling with her, but I was also condemned to spend time with her in Moscow and Petersburg! No, I absolutely cannot do this, and no matter how cruel it may be, I must come up with something to avoid making this journey with her. I'm racking my brains to come up with something, and am occupied exclusively with this, and so forgive me for writing so poorly. You write me such wonderful, interesting letters! There is nothing in particular to say about life here. Everyone is more or less well. Tanya lay in bed for several days again — but this has become so typical that it doesn't cause any particular concern. My work is going routinely — but not as quickly as I would have liked. How I regret not leaving sooner. I wanted to finish the first act before leaving, and so I waited until Tanya was leaving at the same time as me. Your last letter, where you go on about Guitry, was particularly pleasant for me, because Guitry overshadowed the unsightliness of your life in Petersburg. But I think that you are sparing me by trying not to emphasise the awfulness of your current situation. I feel that in Petersburg I shall only feel sorry for you, and the thought that you are stuck in this awful desolation when I'm going abroad spoils all the pleasure of the trip. Oh, if only you could run away, poor thing! I don't know how I'll decide what to do about my departure, but when I'll let you know when I come up with something. In any case, we'll be seeing each other this month. Kisses and hugs to you and Kolya. Sorry for writing so poorly. Yours P. Tchaikovsky