Letter 1013

Date	10/22 December 1878
Addressed to	Modest Tchaikovsky
Where written	Florence
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 1519)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 239–240 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 476–477 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 187–188 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 525–526 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 184–185 (English translation; abridged)

Text and Translation

Russian text (original)

English translation By Brett Langston

Флоренция 22/10 дек[абря] 1878 Модя! Последние дни прошли в очень сильной творческой лихорадке. Я принялся за «Орлеанскую Деву», и ты не можешь себе представить, как это мне трудно досталось. Т. е. трудность не в отсутствии вдохновения, а напротив, в слишком сильном напоре оного. (Надеюсь, что ты не упрекнёшь меня в самохвальстве.) Мной овладело какое-то бешенство: я целые три дни мучился и терзался, что матерьялу так много, а человеческих сил и времени так мало! Мне хотелось в один час сделать все, как это иногда бывает в сновидении. Ногти искусаны, желудок действовал плохо, для сна приходилось увеличивать винную порцию, а вчера вечером, читая книгу о Жан д'Арк, подаренную мне Н[адеждой] Ф[иларетовной] (великолепное издание, стоющее по меньшей мере фр[анков] 200), и дойдя до процесса abjuration и самой казни (она ужасно кричала все время, когда её вели, и умоляла, чтоб ей отрубили голову, но не жгли), я страшно разревелся. Мне вдруг сделалось так жалко, больно за все человечество и взяла невыразимая тоска! При этом вдруг мне вообразилось, что вы все больны, умерли, что я такой бедненький (точно будто меня сослали сюда насильно) и т. д. Ну, словом, сильно возбуждённые нервы требовали пароксизма. После него я чудесно заснул, а проснулся с ощущением великого удовольствия, ибо Алёша, вошёл ко мне, отворил окна и погода оказалась божественно прекрасной. Я тотчас же решил целый день прогулять и так и сделал. Пока Алёша ходил в русскую церковь, я пошёл в S[an] Miniato, но потом соблазнился и сошёл вниз, в город. Зашёл в великолепную S[an] Croce, где служилась только в одном придельчике жалкая messe basse. Возвратившись домой и позавтракавши, взял экипаж и поехал с Алёшей сначала в Bello squardo, где вспоминал тебя и Колю, а оттуда в Кашина. Гулянье было необыкновенно блестящее. На возвратном пути, на набережной, конечно, встретился с Наполеоном, который даже побежал за коляской и что-то говорил, — до того он привязчив! Я ограничился ласковыми поклонами. Н[адежда] Ф[иларетовна] уезжает отсюда в четверг 26/14, а я в пятницу 27/15 прямо в Париж, впрочем, если да тех пор придёт наконец пресловутая сюита. Я много, много обдумываю либретто и ещё не могу составить решительного плана. В Шиллере многое мне нравится, — но, признаюсь, его презрение к исторической правде несколько смущает меня. Если тебя интересует знать, какую сцену я на писал, то могу сказать. Она происходит у короля, начиная с входа Иоанны: сначала она узнает короля, который хотел испытать её и велел Дюнуа изобразить короля, потом её рассказ, потом ансамбль и громкий восторженный финал. Нового ничего. Уезжаю отсюда без восторга, но и без особенного сожаления. Целую крепко. П. Чайковский

Florence 22/10 December 1878 Modya! The last few days have been spent in a powerful creative frenzy. I have taken up "The Maid of Orleans", and you cannot imagine how difficult this has been for me, i.e. the difficulty lies not in the lack of inspiration, but on the contrary, in the severity of its onslaught. (I hope that you won't reproach me for boasting.) I was overcome by some sort of madness: for three whole days I suffered in torment because there was so much material, yet so little human strength and time! I wanted to do everything in a single hour, as sometimes happens in a dream. My nails were bitten down, my stomach was acting up, I had to increase my intake of wine in order to sleep, and yesterday evening, while reading a book about Joan of Arc that Nadezhda Filaretovna had given me (a magnificent edition, worth at least 200 francs), when I reached the abjuration process and the execution itself (she cried out terribly the whole time they were leading her, begging them to cut off her head, but not to burn her), I burst into tears. I suddenly felt so sorry, so pained for all of humanity, and I was overcome with an inexpressible sadness! At the same time, I suddenly imagined that you were all ill or dead, that I was such a poor unfortunate (just as if I had been forcibly exiled here), etc. Well, in short, my severely agitated nerves demanded a paroxysm. After that I slept wonderfully, and awoke with feelings of great pleasure, because Alyosha came in, opened the windows, and the weather turned out to be divinely beautiful. I immediately decided to spend the whole day walking, and so I did. While Alyosha went to the Russian church, I walked to San Miniato, but then felt the urge to go down into the city. I came to the magnificent San Croce, where only one side chapel held a pitiable messe basse. After returning home and partaking of lunch, I hired a cab and went with Alyosha first to the Bello squardo, where I remembered you and Kolya, and from there to the Cascino. The revelry was exceptionally dazzling. On the way back, on the embankment, of course, I met Napoleon, who even chased after the carriage and said something — he just won't give up! I confined myself to affectionate bows. Nadezhda Filaretovna is leaving here on Thursday 26/14, and on Friday, 27/15, I'm going straight to Paris, provided the notorious suite has finally arrived by then. I've given a great, great deal of thought to the libretto, and still cannot come up with a definitive plan. There is much in Schiller that I like — but I confess that his contempt for historical truth dismays me somewhat. If you are interested in know which scene I was writing, then I can tell you. It's the one with King, starting from Joan's entrance: first she recognises the King, who wanted to test her, and commanded Dunois to impersonate the King, then her story, the narration, and a noisy rousing finale. There's no news. I'm leaving here without delight, but without any particular regret either. I kiss you hard. P. Tchaikovsky