Letter 1174

Date	6/18 May–13/25 May 1879
Addressed to	Nadezhda von Meck
Where written	Brailov
Language	Russian
Autograph Location	Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 544)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 288–289 (abridged) П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 2 (1935), p. 112–119 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VIII (1963), p. 202–208

Text

Russian text (original)

Браилов 6-го мая, Воскресенье Совершил вчера чудесную прогулку в Тартаки. Если Вы помните, милый друг, — это моя самая любимая из всех здешних прогулок. Особенно люблю я одну тропиночку, идущую вдоль глубокого оврага среди густой и сочной растительности, пребывающей в своей первобытной свежести постоянно, так как ветер не заносит сюда пыли, а прохожих тут почти не бывает. Ветви кустарников сплелись здесь так густо, что местами нужно пролезать под ними. Цветов здесь всегда множество, и чудная лесная тишина нарушается только птичками. Чудные ощущения навевает эта лесная тишина и прохлада. Один из столпов современной музыки, Pафф, пытался изобразить прелесть и раздолье леса в симфонии «Im Walde», и местами это ему очень удалось; особенно в первой части есть три раза повторяющийся великолепный гармонический ход с перекликающимися валторнами, который всегда переносит меня в лес со всеми его очарованиями. Многие деревья ещё не распустились. Давно не было дождя, почва очень суха, и потому все же лес вообще ещё не имеет той полной прелести, какою я наслаждался там в прошлом году. Вообще для полей, для леса, да и для людей теперь очень был бы желателен дождь, который освежил бы воздух и дал бы сильный толчок растительности. К сожалению, барометр упорно поднимается, на небе нет ни единого облачка, и весьма может статься, что бездождие ещё продолжится. Чай пил на Вашем месте, около большого дерева, весьма удачно защищавшего и от солнца и от ветра, всё-таки не перестающего дуть. Возвратившись домой, ещё долго ходил по парку и вслушивался в концерт, который задают теперь по вечерам соловьи. Их необыкновенно много в нынешнем году. За ужином Марсель сообщил мне о предстоящем приезде управляющего. Дай бог, чтобы он оказался полезным человеком! После ужина играл Шумана, а именно — его чудную g-moll'ную сонату. Понедельник, 7-го Сейчас прочёл Ваше письмо, посланное с г. Тарашкевичем! Ваше предложение пожить в Симаках невыразимо взволновало меня, мой добрый друг! С одной стороны, подобная жизнь составляет идеал того, что я могу желать, и у меня нет сил отказаться от этого. С другой же стороны, передо мной истает целый ряд препятствий, смущающих меня: 1) Это нанесёт чувствительное разочарование и огорчение каменским родным, твёрдо рассчитывавшим на то, что почти все лето я проведу у них. Для младшего поколения особенно моё отсутствие будет большим горем. Живя в Каменке, я олицетворяю собою хроническое стремление как можно чаще уезжать из неё на чистый воздух, в лес, и во всех наших общих прогулках я играю самую влиятельную роль. Кроме того, Лев Васильевич рассчитывал на меня, что, в случае если сестра решится поехать в Крым, я буду сопровождать её. 2) У Анатолия летом бывает двухмесячный отпуск, который он всегда проводит со мной в Каменке. Положим, что Вы бы, конечно, позволили мне взять его в Сиамаки, — но мне опять-таки совестно отнимать его от Каменки и таким образом вдвойне огорчить каменских жителей. 3) Очень может быть, что дело по поводу развода примет, наконец, серьёзный характер, и тогда — кто знает? — придётся, может быть, часть лета провести в Москве или в Петербурге. 4) И самое неважное из препятствий то, что я обещал провести недели 2 у старого своего товарища Кондратьева в Харьковской губернии. С незапамятного времени я проводил там ежегодно несколько недель летом. Меня прельщает там чудесное купанье. Я сговорился с Анатолием, что мы съедемся там, когда он получит свой отпуск, и, проведя несколько дней вместе, отправимся в Каменку. Вот, милый друг, обстоятельства, которые заставляют меня грустно поникать головой и не решаться на предложение Ваше ответить сейчас же, как того требует моё сердце: «Да! с восторгом! с блаженством!» Быть может, если б я знал раньше, что подобная комбинация возможна, я бы сумел устранить все эти препятствия. Досаднее всего то, что я нахожусь в неизвестности относительно того, когда будет отпуск Анатолия, когда и будет ли вообще иметь ход дело о разводе, поедет ли сестра в Крым и нужен ли я ей? Но вместе с тем то, что Вы мне предлагаете, есть такое полное осуществление моих самых заветных желаний, что я решительно не в состоянии окончательно отказаться от надежды хоть один месяц провести в гостях у Вас. Поэтому, милый, добрый друг, позвольте мне, ради Бога, отложить свой ответ на чудное предложение Ваше до возвращения в Каменку. Мне необходимо сначала получить недостающие сведения, необходимо сообразить своё время с разными побочными обстоятельствами, и тогда я, может быть, в пределах между 15 июня и 15-го сентября найду хоть один месяц, который можно будет отдать для осуществления страстного желания моего пожить вблизи Вас, в уютном домике, среди тенистого сада, вблизи леса, на берегу чудесной речки! Боже мой! Да ведь это полнейшее осуществление самых идеальных моих мечтаний! Я не был в Сиамаках, но очень хорошо помню, что проезжал мимо по направлению от завода к Браилову, помню холмистый лесочек вблизи фольварка и помню, что Ефим сообщал мне о том, что тут жила одно лето Графиня Беннигсен. С сегодняшнего дня это место получило в моих глазах новую прелесть. Дело в том, что Марсель сегодня утром принёс ко мне чудный душистый букет великолепнейших ландышей. Я вскрикнул от неожиданного сюрприза и удовольствия. Оказалось, что ландыши произрастают из всей здешней местности только в одном уголку, и именно — в саду Сиамакского фольварка!!! Я ездил вчера в лес около пасеки. Погода всё-таки не совсем хорошая, т. е. ветер не умолкает, сухость воздуха непомерная и дождь все более и более желателен. Тем не менее в лесу всё-таки очаровательно хорошо. Вчера я имел с Марселем разговор по случаю разрешения правительством достроить костёл, который начат стройкой очень давно и не мог быть окончен вследствие запрещения правительством достраивать. Теперь разрешение вышло, и ксёндз имеет средства довести постройку до конца, но тут являются затруднения, которые Вы одни можете разрешить. Около стен костёла находятся в настоящее время экономические строения, которые необходимо перенести. Я был в прошлом году в часовне, где происходит католическая служба, и должен сказать. совершенно искренно, что был немножко неприятно удивлён доказательством явного гонения католиков. Нельзя себе представить ничего более жалкого, как эта мизерная часовня, не вмещающая в себе и десятой части всех прихожан. Между тем, я в душе всегда был самым решительным поборником полнейшей свободы совести. Нельзя мешать людям молиться по какому бы то ни было обряду. Вот почему я весьма радуюсь, что ксёндз добился разрешения достраивать костёл. А так как Марсель сообщил мне, что ксёндз не решается беспокоить Вас просьбами, то я возгорелся желанием помочь ему, и поэтому (быть может, очень некстати) беру на себя смелость предупредить Вас, что браиловские католики рассчитывают на Вашу доброту и робко надеются на дозволение перенести экономические строения, мешающие костёлу, в другое место. Если окажется, что это невозможно, то простите мне, добрый друг, за неуместность моего адвокатства в пользу католиков. Вторник 8 Не знаю, почему чувствую маленькое нездоровье: лёгкий озноб и неохоту что бы то ни было делать. Вчера никуда не ездил, совершил большую пешую прогулку, а чай просил устроить в Мариенгай. Погода вечером была чудесная, и так как мне сказали, что для бураков дождь теперь совсем не нужен, — то я примирился с безоблачным небом и бездождием. Сегодня погода сероватая и пахнет дождём, но барометр стоит неподвижно на beau-fixe. Ежеминутно думаю о Симаках (так называет этот фольварк Марсель) и о прелести предстоящего мне, может быть, гощения там. Очень раздражаюсь от неизвестности касательно тех обстоятельств, от которых зависит решение вопроса: когда и надолго ли мне будет можно поселиться в милом уединении вблизи Вас. Сейчас перечитывал Ваше письмо и умилялся. Вы как бы упрашиваете меня согласиться на предложение, в котором заключается для меня столько ни с чем не сравнимой прелести! Можно подумать, что Вы просите меня о принесении какой-либо жертвы! Ах, милый друг, более соблазнительных условий летней жизни я и представить себе никогда не мог! Но дело в том, что подобная форма жизни требует полного мира на душе, и я только тогда решусь попросить Вас сделать распоряжение о приготовлении для меня этого помещения, когда устраню все, что могло бы смущать то счастье, которое жизнь у Вас, вблизи Вас и при столь благоприятных условиях местности, должна причинять мне. По правде сказать, я немножко побаивался нового управляющего, т. е. страшился мысли, что он, в качестве учтивого поляка, навестит меня. Но, слава Богу, он как бы не замечает моего существования рядом с ним и оставляет меня по-прежнему безгранично свободным. Среда, 9-го мая Несмотря на маленькое нездоровье, ездил вчера во Владимирский фольварк. Дубы в лесу стоят ещё голые, и поэтому я пил чай не на прошлогоднем Вашем месте близ реки, а под берёзами, на прежнем месте. Лёг спать очень рано. Мой Алексей тоже нездоров; у него был вчера сильный жар. Это результат непослушания. Я говорил ему, что купаться ещё рано, но он меня ослушался и теперь наказан. Впрочем, нам обоим сегодня гораздо лучше. Я ощущаю только какую-то слабость, лень и ломоту в теле. Погода сегодня чудесная: тепло, ясно, — но дождя всё-таки не было и не предвидится. Ефим предлагает сегодня поехать в какой-то далёкий лес за Симаками, говоря, что там отлично. Мы поедем ранее обыкновенного, т. е. в три часа. Сейчас я был в церкви, в монастыре. Народу как в церкви, так и на монастырском дворе, многое множество. Слушал лирное пение слепых. Оно называется лирным по названию аккомпанирующего инструмента — лира, которая, впрочем, с античной лирой ничего общего не имеет. Замечательно, что все слепые певцы в Малороссии поют один и тот же вечный напев и с тем же наигрышем, Я отчасти воспользовался этим напевом и в первой части моего ф[орте]п[ианного] концерта: Теперь сижу на балконе и пишу Вам. Передо мной букет ландышей, доставленных Ив[аном] Ив[ановичем] из Симаков. Не нагляжусь я на это очаровательное произведение природы! Четверг, 10 мая Вчера я был настолько нездоров, что должен был воздержаться от прогулки. Утром мне было совсем хорошо, но к обеду я опять почувствовал себя больным и слабым. Пробыл весь день на диете. Улёгся спать очень рано. Спал великолепно и сегодня могу, кажется, считать себя окончательно выздоровевшим, Погода стоит чудная, и я совершу большую поездку в лес. Пятница, 11 мая Ничто не может быть очаровательнее той поездки, которую я совершил вчера. Мы ехали через Людавку. Уже подъезжая к этому селу, я замечал, что встречные мужики имеют какой-то не хохлацкий внешний вид. Но удивлению моему не было пределов, когда, въехавши в село, я увидел настоящих русских мужичков в красных рубашках и высоких ямщицких шляпах. Так как был праздник, то все население наслаждалось бездействием и или ходило по улице, или сидело около изб и кабака. Красный цвет в одеждах как мужчин, так и женщин, преобладал. Лица оказались совсем не хохлацкого типа. Наконец Ефим мне объяснил, что это старообрядцы и что они не крестьяне-собственники, а Ваши арендаторы. Так как я с детства питаю особенное сочувствие к великорусскому элементу, то вид этой колонии старообрядцев чрезвычайно обрадовал меня и в то же время заинтересовал. Мне очень бы хотелось знать краткую историю этой колонии. Ни Ефим, ни Марсель не могли мне дать по этой части никаких точных сведений. Замечательно, что в том же селе живут и туземцы и что никакого слияния не последовало; и великорусc и хохол сохранили, живя рядом, во всей неприкосновенности свои характеристические черты. Когда переселились эти люди сюда? Добровольное или насильственное было переселение? Как мне ни совестно предлагать Вам вообще вопросы, но на сей раз любопытство берет верх, и я решаюсь побеспокоить Вас, милый друг, прося сообщить мне хотя бы самые краткие сведения по этому предмету. Потом Ефим свёз меня в Людавский лес. Восторгу моему при въезде в этот чудный, тенистый, густой и ароматный лес не было границ. Часа два я бродил вместе с Алёшей и если б не страх заблудиться, то, не чувствуя ни малейшей усталости, мог бы ещё несколько часов рыскать по всем направлениям в этом дивном и необычайно разнообразном лесу. Пришлось однако воротиться к Леону, ожидавшему меня с самоваром. Сидя в густой тени и услаждая себя любимым напитком, я возымел мысль последний день перед отъездом, т. е. субботу, провести весь в Людавском лесу и, сообщив сие желание Леону, Ефиму и Алёше, встретил с их стороны живейшее сочувствие. Вообще по этому случаю я должен заметить, что Леон и Ефим чрезвычайно приятные компаньоны при моих лесных поездках. Видно, что они при этом не только исполняют возложенную на них обязанность, но и сами наслаждаются. На возвратном пути я пожелал проехать через Сиамаки и, насколько возможно, осмотреть место, дом и сад. Так мы и сделали. В дом я не входил, так же как и в сад, ибо жена Ивана Ивановича была дома. Но объехал двор, заглянул в сад, — и этого беглого осмотра было вполне достаточно, чтобы оценить всю прелесть моего будущего жилища. Ах, друг мой, дорогой, если б Вы только знали, как пленяет меня надежда на осуществление Вашей чудной мысли! Это такой милый, уютный и тихий уголок! Поздним вечером вдали где-то шумела сильная гроза. Но до нас туча не дошла; Сегодня день серенький, но так как барометр упорно стоит на месте, то не думаю, чтоб был дождь. Суббота, 12 мая Погода к вечеру разгулялась. Я ездил на скалу. Мост готов, и таким образом две чудесных прогулки соединились в одну. Возвратившись, долго ходил по парку и наслаждался дивным заходом солнца. К счастью, удалось избегнуть немца-садовника, который не упускает случая, завидевши меня, чтобы пристать со своими разговорами. Я воспитал в своём сердце лютую антипатию к этому маленькому, гаденькому немцу. Может быть, он хороший садовник, но должен быть премерзкой личностью. Он вечно на всех и на все жалуется, выхваляя своё усердие и способности. Нет никакого сомнения, что если он не осмелится приставать во время прогулок к Вам, то у него хватит наглости обратиться со своими сплетнями к другим членам Вашего семейства, и потому, друг мой, предупреждаю Вас, что нужно отдать ему приказание, чтобы он занимался своим делом, а не сплетнями и жалобами на всех и все. Сейчас отправляюсь на целый день в Людавский лес. День удивительный. Вчера опять где-то вдали гремело, — но до нас не дошло. А жаль! Дождь нужен для хозяйства, но даже и для прогулки хорошая гроза с ливнем, если б она случилась ночью, — была бы нелишнею. Она бы довершила прелесть этих ни с чем не сравнимых майских дней. Как я рад, что Вы ещё застанете в полном цвету сирени! Воскресенье, 13-го Не вполне удалась моя вчерашняя дневная поездка в лес. Сначала было удивительно хорошо, но вскоре после обеда начала ползти грозовая туча, которая наконец разразилась сильной грозой. Пришлось уехать. Ливень был весьма значительный, но он попал только на лес и отчасти на Людавку. В Браилове же, как оказалось, не было ни капли дождя. Через полчаса я уезжаю. Я сохраню и об этом пребывании в Браилове такое же светлое воспоминание, как и о предыдущих. Благодарю Вас, милый, добрый друг! Принимая меня к себе в Браилов, Вы доставляете мне не только ни с чем не сравнимое удовольствие, — но положительное благо для моего физического и нравственного благосостояния. Дай Вам Бог хорошо провести лето. Из Каменки вскоре напишу Вам. Ещё раз благодарю Вас, дорогой друг мой. Ваш П. Чайковский Я и забыл поблагодарить Вас и Юлью Карловну за «Русскую старину». Потрудитесь передать ей моё приветствие, Милочке нежный поцелуй и Пахульскому поклон. Что он делает?