Letter 124
Date | mid/late December 1868 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Moscow |
Language | Russian |
Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 36, л. 11–12) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 303 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 116–117 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 46 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 147–148 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 44–45 (English translation) |
Text and Translation
Russian text (original) |
English translation By Brett Langston |
Милый друг Модька!
Давно не писал тебе, друг мой Модоша, но у меня было множество обстоятельств, лишавших меня возможности писать письма, ибо все свободное время я посвящал одной особе, о которой ты, конечно, слышал, и которую я очень, очень люблю. Кстати, скажи Папаше, чтобы он не сердился на меня за то, что я не пишу ему о том, что все говорят. Дело в там, что решительного ещё ничего нет и что когда наступит время и все разрешится так или иначе, я ему первому напишу. Музыкальные мои дела находятся в следующем положении: на днях выходят из печати две мои фортепьянные пьесы; переложил для 4-х. рук. 25 русских песен, которые тоже печатаются, и инструментую оркестровую фантазию для 5-го концерта Музык[ального] общ[ества]. На днях был концерт в пользу бедных студентов, где в последний раз перед отъездом пела одна особа; на этом же концерте игрались мои «Танцы» с большим успехом, а Рубинштейн исполнил мою новую пьесу, посвящённую Арто. Какие Вы оба подлецы, а уж особенно ты; как это не писать в течение целого месяца или даже больше ни единого слова. Неужели считаться ответами? По-прежнему продолжаю бывать довольно часто в Артистическом кружке, где я обыкновенно ужинаю. Ах! Если б ты знал, Модька, как меня все любят; я даже не знаю, как благодарить за всю эту любовь. В самом деле, я очень подружился с стариками: Живокини и Садовским. Последний выражает мне свою любовь особенно оригинальным образам: за ужином ему подают большое яблоко; он его тщательно чистит, режет на кусочки и даёт их мне понемногу, приговаривая «Ох, батюшка, ох. голубчик!» Лишь. когда уже последний кусок яблочка съеден, мне позволяется уйти из клуба. Ещё до сих пор не решил, еду ли в Петербург на праздники; во всяком случае дам знать письмом к милому Папочке дня через 4 или 5. Крепка поцелуи обожаемого тобою братишку твоего Толю, обними Папочку н Лизавету Михайловну и помни твоего, П. Чайковского |
Dear friend Modka!
I haven't written to you for ages, my friend Modosha, but there have been many circumstances that deprived me of the chance to write letters, because I've devoted all my free time to one person, about whom you will have heard, of course, and whom I love very, very much. By the way, tell Papasha not to be angry with me for not writing to him about what everyone is discussing. The point is that nothing is definite yet, and when the time comes and everything is settled one way or another, I'll write to him first. My musical affairs stand as follows: two of my piano pieces will be appearing in print in a few days; I've arranged 25 Russian songs for 4 hands, which are also being printed, and I've scored an orchestral fantasia for the 5th Musical Society concert. The other day there was a concert in aid of poor students, where a particular person sang for the last time before leaving; at the same concert, my "Dances" were played with great success, and Rubinstein performed my new piece dedicated to Artôt. What scoundrels you both are, and you in particular; how is that you've not written a single word for a whole month, or is it longer? Should I count on any replies? I continue to visit the Artists' Circle quite often, and usually have dinner there. Oh, Modka, if only you knew how everyone loves me! I don't even know who to thank for all this love. In fact, I've become very friendly with the old men: Zhivokini and Sadovsky. The latter expresses his love for me in particularly original ways; at supper he's served a large apple; he cleans it thoroughly, cuts it into pieces, and gives them to me little by little, saying "Oh, dear boy, oh, golubchik!". Only when the last piece of the apple has been consumed am I permitted to leave the club. So far I still haven't decided whether I'm going to Petersburg for the holidays; in any case, I'll let dear Papochka know by letter in 4 or 5 days. Kiss your beloved brother Tolya hard, hug Papochka and Lizaveta Mikhaylovna, and remember your, P. Tchaikovsky |