Letter 2091
Date | 31 August/12 September–2/14 September 1882 |
---|---|
Addressed to | Nadezhda von Meck |
Where written | Kamenka |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 806) |
Publication | П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк, том 3 (1936), p. 96–97 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XI (1966), p. 200–201 |
Text
Russian text (original) |
Каменка 31-го августа 1882 Дорогая моя! Получил сегодня письмо Ваше и, судя по нескольким вопросам, в нем заключающимся, боюсь, что одно или два из моих писем к Вам пропали. Я Вам, кажется, на другой день по приезде сюда писал о всех каменских, об Анне в особенности. Очень жаль, если письмо это пропало. Сегодня утром пришло радостное известие, что Вера наша разрешилась от бремени дочкой, которую назвали Ириной. У меня отлегло от сердца. Как ни обыкновенен процесс рождения ребёнка, а всё-таки в последнее время перед родами всегда бывает страшно, а особенно, когда это первые роды. Вся Каменка сегодня утром предавалась ликованию по поводу радостного известия. В телеграмме сказано, что мать и ребёнок совершенно здоровы. Слава Богу! А Лев Вас[ильевич] где-то в дороге и не знает, что сделался дедом; вероятно, завтра он приедет, и можно себе представить, до чего этот нежнейший из отцов будет рад и счастлив. Один только человек решительно изъявил своё неудовольствие по поводу рождения моей внучатной племянницы, — это Юрий. Он очень хотел, чтоб у него родился племянник, и был совершенно разочарован, когда узнал, что родилась девочка. 2 сентября Милый друг мой! Я не знаю, помните ли Вы (но я, наверное, Вам в своё время писал о том), что 2 года тому назад, приблизительно в это же время, я страдал особого рода головной болью, которая появлялась, как-только я делал малейшее умственное напряжение. Дошло до того, что несколько дней я принуждён был ровно ничего [не] делать и только с помощью шпанской мушки и отдыха отделался от этой боли. Теперь я боюсь, чтоб у меня не началось то же самое; хотя не в столь сильной степени (тогда я до сумасшествия страдал), но голова начинает побаливать. Произошло это оттого, что я слишком много работал, торопясь и всё недоделанное в опере окончить, и ещё кое какие маленькие сочиненьица написать (о коих меня просил Юргенсон) , да к тому же случилось так, что у меня всё это время была очень сложная переписка, между прочим, с одним господином, взвалившим на меня помещение одной ученицы в консерваторию. По этому поводу произошло странное недоразумение, о котором я когда-нибудь Вам расскажу и которое повлекло за собой бессчётное количество писем и к нему и ко всем начальствующим лицам консерватории. Теперь, чтобы дать себе отдых, я хочу несколько дней как можно меньше дела делать и вовсе воздержаться от писем. Вот почему на милейшее письмо Вашего сына Саши, полученное мною сегодня утром и требующее обстоятельного ответа, я не буду отвечать тотчас, а лишь через неделю. Потрудитесь, дорогая моя, сообщить ему об этом и вместе с тем передать ему живейшую благодарность за то, что он написал мне это чудесное письмо. Мы теряемся в догадках насчёт Льва Вас[ильевича] и Тани. В последнем письме он сообщает, что 29[-го] выезжает из Москвы, — а между тем, до сих пор нет ни его, ни известий о нем. Я даже начинаю беспокоиться. Поручение Ваше касательно портретов племянниц я исполнил и вчера выслал Вам страховым письмом карточки Тани, Анны, Юрия, а также Мити и Володи. От г[оспо]жи Кондратьевой до сих пор не имею ответа на мои вопросы о докторе Мецгере. Как мне жаль бедного Колю! Могу себе представить, какое чувство осиротелости он испытывает без своего брата. Будьте здоровы, дорогая, добрая, милая! Ваш до гроба, П. Чайковский |