Letter 327
Date | 28 November/10 December 1873 |
---|---|
Addressed to | Modest Tchaikovsky |
Where written | Moscow |
Language | Russian |
Autograph Location | Saint Petersburg (Russia): National Library of Russia (ф. 834, ед. хр. 36, л. 50–51) |
Publication | Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 1 (1900), p. 420–421 (abridged) П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 198–199 П. И. Чайковский. Письма к близким. Избранное (1955), p. 84–88 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том V (1959), p. 335–336 Piotr Ilyich Tchaikovsky. Letters to his family. An autobiography (1981), p. 82–83 (English translation; abridged) |
Text
Russian text (original) |
Москва 28 ноября Милый Модя!
Редко случалось мне пред кем-либо быть столь виноватым, как пред тобой; с какой важностью я назначил тебе субсидию в сто рублей и как мещански мой государственный банк оную тебе выплачивает. Но на днях произойдёт перемена в моих финансовых обстоятельствах, и тогда... нет, ей-Богу, без шуток, долг будет уплачен. А сия перемена произойдёт по тому случаю, что на будущей неделе будет исполнена моя «Буря», и я по обыкновению получу за это 300 р[ублей] с[еребром] из Муз[ыкального] общества. Эта сумма сильно подбодрит меня. Мне очень любопытно будет прослушать новое моё произведение, на которое я возлагаю большие надежды, и очень жалею, что ты его не будешь слышать, ибо я не прочь принимать к сведению твои мудрые замечания. Я переехал на новую квартиру, которая хоть теснее, но зато уютнее прежней. Жизнь потекла обычным порядком. Из происшествий должен тебя известить об одном очень грустном, а именно. о смерти Вас[илия] Вас[ильевича] Давыдова, на похоронах которого я был. Сцены были очень тяжёлые, и мне кажется, что эта смерть нанесла хоть и ожиданный, но тяжёлый удар Алекс[андре] Ивановне. Из приятелей я теперь лишён самого приятного, т. е. Кондратьева, который провёл здесь 5 недель и теперь находится в Харькове на выборах. У Шиловского я очень часто обедаю, но его сообщество мне крайне тяжело; он день ото дня становится взбалмошнее и тяжелее. Только в нынешнем году я убедился, что в сущности я довольно одинок здесь. У меня много приятелей, но таких, с которыми душу отводишь, как, напр[имер], с Кондратьевым, — совсем нет. Софья Львовна представляет для меня большой ресурс, — но это скорей вещественный атрибут моей обстановки, чем серьёзная дружба. Впрочем, все к лучшему: — и самые милые приятели, будучи многочисленны, мешают работать, а я, слава Богу, не сижу сложа руки. Чтобы заключить достодолжным образом эту маленькую иеремиаду, скажу тебе, положа руку на сердце, что в сущности все меня ужасно любят, и я не знаю, как отблагодарить их за это; я, право, даже не понимаю, за что... и т. д. Мечтал я повидаться с тобой в скором времени по случаю исполнения моей симфонии, но концерты отложены до января. Когда начнутся репетиции оперы (в посту), я приеду в Питер и проживу довольно долго. Крепко тебя целую, Толю тоже и прошу обоих написать мне обстоятельные письма. У Папаши целую ручки и милую Л[изавету] М[ихайловну] прижимаю к сердцу. Тебе очень кланяются Миша, Алёша и Бишка. Твой, П. Чайковский |