Letter 815 and Letter 2958: Difference between pages

Tchaikovsky Research
(Difference between pages)
m (1 revision imported)
 
m (Text replacement - "все-таки" to "всё-таки")
 
Line 1: Line 1:
{{letterhead
{{letterhead
|Date=22 April/4 May 1878
|Date=27 May/8 June 1886
|To=[[Nadezhda von Meck]]
|To=[[Georgy Katuar]]
|Place=[[Kamenka]]
|Place=[[Paris]]
|Language=Russian
|Language=Russian
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 2925)
|Autograph=[[Klin]] (Russia): {{RUS-KLč}} (a{{sup|3}}, No. 207)
|Publication={{bib|1934/36|П. И. Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон-Мекк ; том 1}} (1934), p. 307–309<br/>{{bib|1962/102|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том VII}} (1962), p. 231–233<br/>{{bib|1993/66|To my best friend. Correspondence between Tchaikovsky and Nadezhda von Meck}} (1993), p. 249–250 (English translation; abridged)
|Publication={{bibx|1945/22|Советская музыка, 3-и сборник статей}} (1945), p. 53–54<br/>{{bib|1971/89|П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений ; том XIII}} (1971), p. 352–353
}}
}}
==Text==
==Text==
Line 11: Line 11:
|Language=Russian
|Language=Russian
|Translator=
|Translator=
|Original text={{right|22 апр[еля] 1878<br/>''Каменка''}}
|Original text={{right|27 мая 1886<br/>''Париж''}}
Представьте себе, дорогая моя Надежда Филаретовна, что ещё в Кларенсе я мечтал побывать в Вашем Браилове. У меня даже была мысль просить у Вас позволения проездом из-за границы остановиться на несколько дней в Браилове, но я не решился на это, боясь, что это представит какие-нибудь затруднения или вообще что просьба покажется Вам назойливой и неуместной. Судите же теперь, каково было моё удовольствие, когда в дорогом письме Вашем я нашёл приглашение побывать на несколько дней в Вашем любимом уголке. Непременно воспользуюсь им, но, по всей вероятности, один. Модест через несколько дней уезжает в деревню к родителям Коли на все лето, и ему будет невозможно совершить эту экскурсию; по крайней мере, я сильно сомневаюсь, что ему удастся устроить её. Что касается моего зятя, то нужно Вам сказать, что все сложное хозяйство Каменки, обширного и отлично организованного именья, принадлежащего его двум старшим братьям, у коих он служит главноуправляющим, лежит на его руках, и можно смело сказать, что ни одна свёкла не сеется и ни одна сажень земли не обрабатывается здесь без его вмешательства. Май, как Вам известно, один из самых горячих по хозяйственной деятельности месяцев, и ему будет очень трудно освободиться на несколько дней. Что касается меня, то Вы не можете себе представить, до чего эта экскурсия кажется мне привлекательной. Во-первых, для меня будет невыразимо приятно провести несколько дней в том месте, где Вы проводите лучшее время года и которое так близко Вашему сердцу; во-вторых, я не знаю большего удовольствия, как провести несколько времени в деревне в совершенном одиночестве. Со мною это случилось только раз в жизни. Это было в 73-м году. Прямо из Парижа, в начале августа, я поехал в Тамбовскую губернию к одному холостому приятелю. Случилось, что ему как раз в это время нужно было съездить в Москву. Таким образом, я очутился совершенно один в прелестном оазисе степной местности. Не могу Вам передать, до чего я блаженствовал эти две недели. Я находился в каком-то экзальтированно-блаженном состоянии духа, бродя один днём по лесу, под вечер по неизмеримой степи, а ночью сидя у отворенного окна и прислушиваясь к торжественней тишине захолустья, изредка нарушаемой какими-то неопределёнными ночными звуками. В эти две недели, без всякого усилия, как будто движимый какой-то сверхъестественною силой, я написал начерно всю «''Буpю''». Какое неприятное и тяжёлое пробуждение из чудного двухнедельного сновидения произвело возвращение из Москвы моего приятеля! Разом все чары непосредственного сообщества природы во всем её несказанном величии и великолепии пали. Уголок рая превратился в прозаическую помещичью усадьбу. Проскучавши дня два-три, я уехал в Москву.
{{centre|Милый друг Егор Львович!}}
Я только что получил письмо Ваше и спешу поблагодарить Вас за него и за все то тёплое и сочувственное, что в нем имеется. Ваша симпатия мне тем более приятна, что и я с своей стороны питаю к Вам искреннее дружеское влечение. У нас с Вами, кроме музыки, много общего. Уже не в первый раз я замечаю, что Вы одарены способностью особенно тонко и живо понимать и ценить всю невыразимую, ни с чем не сравнимую прелесть ''убогой'' русской природы. Никто более меня не способен так всецело восчувствовать те ощущения, которые Вы испытываете при воспоминании о русском лесе, о нашем безграничном просторе, одним словом *, о том, что представляется Вашим глазам, когда Вы выходите «на ''опушку Вашего леса''». У меня это чувство доходит до болезненности, ''ибо я даже совершенно отрицаю, чтобы природа была где-нибудь, кроме России''. Я, напр[имер], очень люблю ''Рим'', но тут природа играет последнюю роль, и вся эта роскошь итальянского пейзажа доставляет мне лишь некоторое удовольствие. В Риме я люблю совсем другое: то, что я могу там уединиться, и что на каждом шагу натыкаюсь на подавляющие исторические воспоминания. Париж, напр [имер], я тоже люблю за разные его превосходные качества; даже Берлин во многих отношени[ях] мне нравится. Но ''природы'' всё-таки нигде нет, кроме России и тот неизъяснимый подъем духа, доходящий почти до проникновения. в область абсолютной красоты, — я испытывал только среди нашей смиренной природы.


Если позволите, я возьму с собой только Алексея. Я воспользуюсь Вашим позволением обойтись без знакомства с Вашим главноуправляющим. По крайней мере, я желал бы, чтобы можно было большую часть дня проводить, не встречаясь с ним. Насколько возможно будет вообще абсолютное одиночество, настолько я желал бы им наслаждаться, — но, разумеется, мне было бы неприятно быть неучтивым относительно старика, и поэтому я поступлю в этом отношении так, как Вы захотите.
О Ваших занятиях мы поговорим при свидании. Я приму живейшее участие в разрешении вопроса, ехать ли Вам на будущую зиму в Берлин или оставаться в Москве. Во всяком случае знайте, что все, что Вы выстрадали, послужит Вам на пользу. Но побывать дома Вам необходимо. Как только приедете в Москву, дайте мне знать письмецом (''Моск[овская] губ[ерния] г[ород] Клин''), и я назначу Вам свидание в Москве, причём мне непременно нужно видеть все, что Вы написали в Берлине. Очень рад буду, если Вы меня посетите в моем деревенском уединении. Вообще никогда и ни на секунду не сомневайтесь в моем горячем сочувствии.


Брат Анатолий вчера уехал. Нечего и говорить, что я грущу без него и что вчера мне было очень жутко. Впрочем, я утешаю себя перспективой свиданья с ним в Петербурге, куда мне, вероятно, придётся съездить летом по делу о разводе. В конце лета у него будет отпуск, и мы проведём его вместе здесь, в Каменке.
Я проеду через Берлин недели через три, но буду иметь на руках больную родственницу и потому не остановлюсь. Итак, до свид[ания] в Москве.


Здоровье моё прихрамывает. Руке лучше, и хотя я пишу всё-таки с усилием, — но с меньшим, чем на прошлой неделе. Зато общее состояние организма в каком-то ненормальном и неопределённо болезненном состоянии. Во-первых, все удивляются тому, что я непостижимо ''худею'' все эти дни. По ночам у меня бывает жар, кошмары и вообще лихорадочные сновидения. Гуляю я через силу и без большого удовольствия. Полагаю, что я просто простудился, и не придаю никакого значения всем этим явлениям, так как они не причиняют мне никаких страданий.
Тотчас по получении Вашего вчерашнего письма я обратился к зятю с просьбой дать мне те сведения, которые Вам нужны. Сегодня он даст мне обстоятельные и точные данные. Отлагаю окончание этого письма до получения их. До свиданья, добрый друг мой.
-------
{{right|''Вечером того же дня''}}
Зять мой приказал сделать подробную выписку из конторских книг, из коих Вы узнаете о цене обработки свекловицы в здешней местности. Знаете, что мне пришло в голову, друг мой? Зять мой по всей Киевской губернии пользуется репутацией превосходного хозяина и знатока свеклосахарного производства. Не найдёте ли Вы возможным, чтобы он когда-нибудь, положим в начале осени, съездил в Браилов, но не в качестве простого туриста, а в качестве человека, которому Вы разрешите требовать все сведения о ходе администрации в Браиловском имении, какие ему окажутся нужны. Он сделает это с величайшею готовностью. Но ловко ли это, возможно ли это ввиду того, что Вы питаете, как я вижу, доверие в людей, управляющих Вашим имением? Я передал ему то, что Вы сообщаете о недоходности Браилова и о громадных расходах на его управление, и его это очень заинтересовало. Да и в самом деле, даже для простого, не посвящённого в дело человека удивительно, каким образом громадное и великолепное имение может не приносить Вам дохода. Удивление ещё усугубляется, когда вспомнишь, что оно принадлежит лицу, про которого нельзя сказать, чтобы у него недоставало оборотного капитала! Я часто здесь слышу о плохом ходе дел в именьях, хозяева которых не имеют капитала. Но Вы, очевидно, не находитесь в этой категории. Отчего же это? Зять мой сделал следующее предположение. Не принадлежат ли лица, управляющие Браиловым, к числу тех, которые больше всего заботятся о видимом, внешнем порядке, но упускают из виду главную цель, т. е. доходность, хотя бы и жертвуя ради этой цели блеском новых аппаратов и всякого рода нововведений, очень хороших вообще, но непригодных к данной местности и к данным обстоятельствам.
Я не зову зятя съездить к Вам в Браилов в конце мая. Во-1-х, это для него неудобное время вообще; во-2-х, сестра на всю вторую половину мая едет в Киев по семейным делам, и ему нужно будет остаться здесь при детях; в-3-х, сюда явится к этому времени один из старших его братьев, собственник Каменки, и ему нельзя будет урваться. Но осенью, после Вашего отъезда, он к Вашим услугам. Если Вы найдёте малейшую возможность допустить его до ревизии браиловских дел, то это, во всяком случае, приведёт к хорошим результатам. Я питаю неограниченное доверие к его знанию, а его честность, искренность и правдивость находятся выше всякого сомнения.
Не хочу пропустить сегодняшнюю почту и поэтому не дожидаюсь конторской выписки, которую вышлю Вам, вероятно, завтра. До свиданья, дорогая моя.
{{right|Ваш П. Чайковский}}
Милочку благодарю за приветствие и шлю ей нежный поцелуй.


|Translated text=
|Translated text=
}}
}}
{{DEFAULTSORT:Letter 0815}}

Revision as of 13:31, 25 January 2020

Date 27 May/8 June 1886
Addressed to Georgy Katuar
Where written Paris
Language Russian
Autograph Location Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 207)
Publication Советская музыка, 3-и сборник статей (1945), p. 53–54
П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том XIII (1971), p. 352–353

Text

Russian text
(original)
27 мая 1886
Париж

Милый друг Егор Львович!

Я только что получил письмо Ваше и спешу поблагодарить Вас за него и за все то тёплое и сочувственное, что в нем имеется. Ваша симпатия мне тем более приятна, что и я с своей стороны питаю к Вам искреннее дружеское влечение. У нас с Вами, кроме музыки, много общего. Уже не в первый раз я замечаю, что Вы одарены способностью особенно тонко и живо понимать и ценить всю невыразимую, ни с чем не сравнимую прелесть убогой русской природы. Никто более меня не способен так всецело восчувствовать те ощущения, которые Вы испытываете при воспоминании о русском лесе, о нашем безграничном просторе, одним словом *, о том, что представляется Вашим глазам, когда Вы выходите «на опушку Вашего леса». У меня это чувство доходит до болезненности, ибо я даже совершенно отрицаю, чтобы природа была где-нибудь, кроме России. Я, напр[имер], очень люблю Рим, но тут природа играет последнюю роль, и вся эта роскошь итальянского пейзажа доставляет мне лишь некоторое удовольствие. В Риме я люблю совсем другое: то, что я могу там уединиться, и что на каждом шагу натыкаюсь на подавляющие исторические воспоминания. Париж, напр [имер], я тоже люблю за разные его превосходные качества; даже Берлин во многих отношени[ях] мне нравится. Но природы всё-таки нигде нет, кроме России и тот неизъяснимый подъем духа, доходящий почти до проникновения. в область абсолютной красоты, — я испытывал только среди нашей смиренной природы.

О Ваших занятиях мы поговорим при свидании. Я приму живейшее участие в разрешении вопроса, ехать ли Вам на будущую зиму в Берлин или оставаться в Москве. Во всяком случае знайте, что все, что Вы выстрадали, послужит Вам на пользу. Но побывать дома Вам необходимо. Как только приедете в Москву, дайте мне знать письмецом (Моск[овская] губ[ерния] г[ород] Клин), и я назначу Вам свидание в Москве, причём мне непременно нужно видеть все, что Вы написали в Берлине. Очень рад буду, если Вы меня посетите в моем деревенском уединении. Вообще никогда и ни на секунду не сомневайтесь в моем горячем сочувствии.

Я проеду через Берлин недели через три, но буду иметь на руках больную родственницу и потому не остановлюсь. Итак, до свид[ания] в Москве.

Retrieved from ‘https://en.tchaikovsky-research.net/index.php?title=Letter_815&oldid=51151’