Letter 713

Date	1/13 January 1878
Addressed to	Nikolay Rubinstein
Where written	San Remo
Language	Russian
Autograph Location	Moscow (Russia): Russian National Museum of Music (ф. 37, No. 92)
Publication	Жизнь Петра Ильича Чайковского, том 2 (1901), p. 77–78 (abridged) История русской музыки в исследованиях и материалах, том 1 (1924), p. 172–174 П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 14–16 (abridged)

Text

Russian text (original)

Сан-Ремо 1/13 янв[аря] 1878 Из телеграммы Карлуши, которую я нашёл здесь вчера после поездки в Милан, где я был по случаю нездоровья Модестиного воспитанника, я вижу, что ты на меня сердишься за отказ в делегатстве. Милый друг! ты хорошо меня знаешь. Ну могу ли я в самом деле оказать какую-нибудь пользу русской музыке, приняв на себя делегатство. Ты знаешь, как я малоспособен что бы то ни было устраивать . Прибавь к этому моё нелюдимство , приняв шее теперь характер неизлечимой болезни. Что бы вышло? Что я бы совершенно напрасно мучился и терзался в возне со всякой швалью как французской, таки русской и ничего бы не устроил. Что касается меня, моей. пользы, то достаточно сказать, что без всякого преувеличения гораздо охотнее пошел бы в каторжную работу, чем в Париже на делегатство. При другом характере, при здоровом состоянии духа я согласен, что мне полезно было бы пожить в Париже. Но теперь нет. Ты знаешь причину моей мономании. Ведь в Париже, в каждом новом знакомом, а их у меня явилось бы множество, я бы стал подозревать людей, знающих про меня то, что я так долго и тщательно хотел скрывать. Это бы меня совершенно парализовало. Ну, словом, я болен, я сумасшедший, я не могу теперь жить нигде, где нужно выдвигаться, лезть и обращать на себя внимание. Откровенно тебе скажу, что как ни скучаю я по милой, дорогой Москве и по всех вас, но я и об жизни в Москве в будущем году не могу думать без содроганья. Куда уж мне в Париж ехать! Итак, ради Бога, не сердись. Я полагаю, что до лета можно будет обойтись без делегатства, а летом самый лучший делегат был бы ты! Подумай об этом. С твоим авторитетом, с твоей изумительной организаторской способностью ты мог бы многое сделать и для русской музыки вообще и для меня в частности. Теперь обращаюсь к тебе с следующей денежной просьбой. Когда Толя уехал, я был убеждён, что того, что он взял с собой и разных других моих получений, будет достаточно для устройства моих долгов, а также для уплаты моей злополучной супруге 100 р[ублей] субсидии по крайней мере за два месяца. Теперь он пишет мне, что нужно тотчас же выслать ей 100. Между деньги, присланные мне от M[ada]me М[екк] за январь, я уже совершенно протранжирил вследствие разных обстоятельств, но в особенности вследствие приезда брата Модеста с своим воспитанником, у которых очень мало денег. Из письма Анатолия я вижу, что консерваторское моё жалованье пойдёт на уплату долга M[ada]me Нилус. Долг этот погасится 1-го мая. Затем у меня из этого жалования остаётся ещё 400 рублей, не так ли? 100 рублей я жертвую на стипендиата Литвинова. Остаётся 300. Вот эти-то триста я бы и хотел употребить на мою супругу следующим образом. Я попрошу Петра Ивановича послать ей сейчас же 100 р[ублей], 1-го февраля столько же и 1-го марта столько же, а причитающееся мне жалованье 1-го июня, первого июля и 1-го августа получить за меня. Тебе очень странно, что, получая так много денег, я всё-таки затрудняюсь и всё-таки надоедаю тебе. И ты совершенно справедливо удивляешься, — но тем не менее факт, что я решительно не могу теперь выслать 100 руб[лей] моей супруге и что мне будет трудно высылать отсюда па ста рублей в следующие месяцы, — несомненен. Я трачу ужасно много, а теперь вследствие приезда брата (которое стоит всяких трат, потому что его присутствие здесь чистое благодеяние для меня) буду тратить ещё больше, тем более, что в Сан-Ремо жизнь ужасно дорога. Итак, голубчик, умаляю тебя устроить это для [ме]ня и не сердиться за надоедание. Так как эта очень меня мучает, то попрошу тебя тотчас же ответить мне. Теперь а симфонии. Симфония выслана на твоё имя из Милана в четверг утром; следовательно, дня через три она будет в твоих руках. Я умаляю не произносить над ней приговора, пока она не будет сыграна. Весьма мажет статься, что по первому взгляду она тебе не понравится, на не спеши произносить решительного приговора, а напиши мне своё откровенное мнение после её исполнения. Я надеюсь, что ты не откажешься дать ей место в одном из последних концертов. Что касается меня, то мне кажется, что это лучшая моя работа. Из двух моих детищ последнего времени, т. е. оперы и симфонии, я отдаю предпочтение последней. В Милане я хотел выставить метрономные знаки, но метроном стоит 23 франка, и мне стало жалка. Ты единственный капельмейстер в мире, на которого я могу вполне положиться. После исполнения, когда вопрос зайдет о печатании, я выставлю метрономы уже согласно тому, как это была играно. В первой части есть очень трудные и постепенные перемены темпов, на которые прошу тебя обратить внимание. Третья часть играется в с я пиццикато. Чем темпо будет скорее, тем лучше, — но я хорошенько не знаю, насколько будет возможно пиццикато в очень скором темпо. Засим прощай, мой милый друг. Ещё кое о чем хотелось бы поговорить, на я очень устал и отлагаю до другого раза. Когда я узнаю решительно, Пойдёт или не пойдёт, «Онегин»? Обнимаю тебя. Твой П. Чайковский