Letter 757
Date | 12/24 February 1878 |
---|---|
Addressed to | Lev Davydov |
Where written | Florence |
Language | Russian |
Autograph Location | Klin (Russia): Tchaikovsky State Memorial Musical Museum-Reserve (a3, No. 169) |
Publication | П. И. Чайковский. Письма к родным (1940), p. 370–371 (abridged) П. И. Чайковский. Полное собрание сочинений, том VII (1962), p. 109–110 (abridged) |
Text
The conclusion of the letter has not survived.
Russian text (original) |
Флоренция 24/12 февр[аля] Милый мой Лева!
Прежде всего извини, что пишу на полулистиках: вся бумага вышла, час поздний и достать нег де. Благодарю за стократ милое и дружеское письмо из Питера. Ты напрасно так стараешься приглашать меня к себе, — я и без твоего приглашения намерен осчастливить тебя своим посещением и многомесячным пребыванием. Кроме того, что я желаю побывать у вас и всех вас обнять, я сплю и вижу, как бы вернуться в Россию, а если в Россию, то куда же, как не к вам? Лева! Я совершенно выздоровел, и ты напрасно думаешь, что мне нужно оправляться. Не знаю, как это случилось, но в один прекрасный день я вдруг сознал с неотразимою очевидностью, что я был несколько месяцев сряду в состоянии умопомешательства, и с такою же очевидностью, что теперь состояние это прошло. Иначе, как сумасшествием нельзя объяснить всего того, что я натворил. Тот Пётр Ильич, который женился и потом бесновался, не я, а кто-то другой. Это я говорю не шутя. В самом деле я напрасно теперь стараюсь припомнить, как все это случилось, какими силлогизмами я мог себя уверить, что я обрету блаженство и покой в женитьбе на А[нтонине] И[вановне], — не могу! Это было в буквальном смысле слова безумие. Оно продолжалось долго и потом, уже за границей. Я на все смотрел чьими-то другими г лазами и другой головой. Все прошло. Остались два неприятных качества: 1) неизлечимая мизантропия и 2) невероятная раздражительность. Боюсь, что выздоровевший, но очень раздражительный Пётр Ильич будет тебе и Саше в тягость, и хочу, по возможности, предупредить и облегчить эту тягость и потому прошу тебя о следующем. Для того, чтобы я был умница, не хандрил и накуролесил, нужно соблюдение следующих условий. 1) Можешь ли ты поместить меня так, чтобы, живя у тебя, я мог сколько угодно быть один, у себя, в случае, если я почувствую потребность никого не видеть? Нельзя ли нанять мне покойную комнату у какого-нибудь чистоплотного жида? Флигель слишком близок к дому, к детям, которых я обожаю, но которые всё-таки могут нарушать моё одиночество. Есть минуты, когда даже такое божественное существо, как Володя, своим присутствием может причинить мне раздражение. Ты видишь, что я выражаюсь очень откровенно. Всех вас я обожаю; я был бы счастлив, безусловно счастлив, если б мог жить целую жизнь с вами, рядом с вами, облагораживая и возвышая себя через соприкосновение с людьми, которых я считаю лучшими в мире. И тем не менее мне для спокойствия и во избежание припадков болезненной раздражительности необходимо быть всегда свободным, если захочу укрыться абсолютно от всех. 2) Нельзя ли отдалить меня и совершенно обеспечить от музыкальных, каких бы то ни было звуков днём, когда я буду заниматься. Опять скажу, что я питаю самую горячую любовь к Тане, к Вере, к Тасе, но если во время работы я услышу их гаммы и этюды, то мгновенно почту их за злейших моих врагов. Конечно, эта враждебность, мгновенно явившаяся, мгновенно и исчезнет, — но она оставит за собой на весь день состояние неудовольствия и раздражённости! 3) Нельзя ли мне добыть на время хотя бы самый паршивый инструмент? Это не необходимо, но это очень важно, ибо без работы [...] Адрес. Italia, Firenze, Hotel de Milan, Via dei Cerretani. |